Влюбленный без памяти - Ксюша Левина
Толкнула дверь ванной комнаты, ты стоял ко мне спиной, и я нерешительно закусила ноготь на большом пальце. Ты успел раздеться и, подняв руку, сжимал в ней шторку, чтобы отодвинуть её в сторону. Повернул ко мне голову, и я видела твой профиль, напряжённо сжатые в линию губы, дёргавшийся кадык, прикрытые глаза.
Подошла, прижалась грудью и щекой к твоей спине, обхватила талию руками.
– Что ты чувствуешь сейчас? – глупый вопрос вырвался сам собой, я до жути хотела попасть в твою голову. Прямо сейчас понять, что это тот самый правильный момент.
– А ты как думаешь? – голос вибрировал, отдавался по моей коже, я слышала его изнутри, откуда-то из самого твоего нутра. Повернула голову и прижалась к твоей коже губами. Спина тут же покрылась мурашками, а с твоих губ сорвался глухой отчётливый стон. – Зачем ты сейчас меня дразнишь? Мне же непросто. Мы уже вторую неделю тут бродим, ты шесть раз спала в одной со мной кровати и всякий раз мы просыпались…
Я кивнула, мы и правда всякий раз просыпались в объятиях друг друга от жуткой духоты, с затёкшими конечностями, но всё равно долго не могли оторваться, отлепиться. Я знала, что так будет, и всё равно ложилась, как приличная девочка, строго на другую сторону кровати.
– …Я сейчас чувствую себя обнажённым, если тебе нужен ответ на вопрос. И я не про одежду, – внутри меня взрывались крошечные звёзды. Это был шипучий восторг, такой искренний, по-детски радостный.
– Значит ли это, что ты мне принадлежишь?
– Значит.
Я развернула тебя к себе лицом, и ты подчинился, мы стояли посреди ванной комнаты, смотрели друг другу в глаза и держались за руки. Я в одной футболке – ты беззащитен. Я ещё перепуганная, ты – открытый мне, как книга.
– Я очень тебе доверяю, как никому в мире, – шепнула я, привставая на цыпочки. – Тебе этого достаточно?
– Более чем.
– И я верю, что только ты обо мне позаботишься.
– Не сомневайся.
– И я так скучаю, когда тебя нет, что сейчас хочу связать и положить в карман и всегда носить с собой.
– Хорошо, так и поступим.
Ты поцеловал меня, гладя скулу большим пальцем и чуть сжимая шею, а потом прижался к моему лбу своим, рвано выдыхая. Мы больше не говорили, но очень долго молчали и привыкали к этим ощущениям. Осознанным, выдержанным, как хорошее вино. Сейчас за все те долгие дни, что держались на расстоянии, за те дни, что смотрели друг на друга волком и трепетали от простых касаний, наступала расплата. Мы вполне могли бы разойтись и в этот раз, не нарушив границ, которые большинство сочли бы глупостью, но почему-то чего-то ждали, пока эта тонкая ниточка, удерживавшая тела рядом, не окрепла, превратившись в толстые корабельные канаты. Они опутали нас, подчиняясь рукам, которые нетерпеливо сплетались. Связали головы, сцепив насильно губы и языки, скрутили в клубок, внутри которого всё раскалялось и шипело, бурлило.
Ты меня до жути любил, я это чувствовала. И до жути мне принадлежал, как принадлежат родителям дети, телу руки, произведения искусства создателю. Я дышала этой властью, восторгаясь своим всесилием и понимала, как теперь от этого зависима.
Я хотела вечно тобой вот таким, обладать. Единолично, ревниво, капая слюной на пол, как разъярённая собака, охраняющая кость. Запереть в квартире, хранить только для себя. Вечно. Навсегда. Вот такое было в голове той восемнадцатилетней девочки.
Отчаянная потребность обладать без остатка своим первым человеком, который вдруг спас от одиночества и занял собой всю пустую жизнь, как занимают опустошённый город вражеские войска. Как зарастает травой пустая мёртвая земля после дождя. Как непременно занимает всё свободное пространство газ в комнате, грозя подорвать всё здание от одной искры.
– Это любовь, – шепнула я, не отнимая губ.
– Очень на то похоже, родная, – ответил ты.
Мы сломали нашу глупую наивную стену, приняли взаимную зависимость как должное, и потом в отчаянии смотрели друг другу в глаза, принимая тот факт, что теперь уже безвозвратно встряли.
– Ты мой, – уверенно заявила я, гладя кончиками пальцев твою спину, вздрагивая от яркого и как будто первого в жизни оргазма, понимая, что не могу наесться этим вдоволь. Не выходит.
Голод остаётся в теле снова и снова, грызёт, как вечно голодный пёс.
– Твой, – выдохнул ты, вытерев пот со лба, держась за стиральную машинку, потому что подгибались коленки. Пытаясь отдышаться.
Если бы секс был так же хорош до того, как мы влюбились… мы бы умерли от истощения за эти две недели.
– Мы сейчас оденемся, – прохрипел ты, глядя не на меня, а на собственное отражение в зеркале. – И поедем к твоему отцу. Всё расскажем и перевезём твои вещи. Навсегда.
Глава 36. Тогда
Как будто прорвалась плотина, сдерживающая безумный поток и теперь беспощадно ревёт вода, и ничто её не остановит – вот на что это было похоже. Всякий раз, как мы смотрели друг другу в глаза – что-то невероятное с нами происходило. Это была одержимость, самая настоящая. Она заставляла нас глупо улыбаться, держаться за руки и стараться касаться друг друга, будто мы были вынуждены проверять – всё ли на месте. Абсолютно болезненная зависимость друг от друга. Вот что это было.
И как я могла забыть?..
Почему сейчас мне кажется, что этого никогда не было, но вот я покопалась в памяти, нашла то самое и… было, да ещё какое. Мы же и правда превратились в сумасшедших, были готовы останавливать машину на каждой обочине и не выходить из дома ни-ког-да. И я не собиралась тебя делить ни с кем. Вообще. Совсем.
Мы припарковались у папенькиного дома и молча друг на друга посмотрели, внутренности грызла тоска, будто сейчас нашу связь опорочат и растопчут. Мы кинулись друг к другу, чтобы по-звериному яростно целоваться следующие десять минут, оставляя на
