Дзюнъити Ватанабэ - Свет без тени
– Самый популярный эстрадный певец. Кобаси оглядел незнакомца.
– А где вы были до сих пор?
– В палате.
– В какой?
– В шестьсот первой, у Дзюнко Ханадзё, – невозмутимо, без тени смущения пояснил тот.
Кобаси непроизвольно моргнул.
– А что вы там делали? – зло спросил он.
– Ничего особенного. Слушали музыку, разговаривали.
– Да? И все?
Танимото только ухмыльнулся. Лицо его приняло добродушное выражение.
– К сожалению, ничего больше добавить не могу.
– Вот как?
– В общем-то я не обязан отчитываться. – Танимото опять рассмеялся.
Акико с Каору смотрели на него как завороженные.
– Вам известно, что Ханадзё совсем недавно сделали операцию? Как вы полагаете, это хорошо – беспокоить больного человека?
– Она сама просила меня прийти.
– Вечером?
– Нет, просто сейчас я свободен.
– По-моему, совсем не трудно сообразить, что это просто неприлично – до поздней ночи торчать в палате у женщины.
– Прошу прощения. Я не знал, до которого часа можно находиться у больной. – Танимото смиренно склонил голову.
– Здесь больница, а не ночной бар. – Добродушие и смазливая внешность гостя все больше злили Кобаси. – Да кто вы такой! Не муж, не жених… Удивительное нахальство!
– Извините.
– Я обязан отметить это в журнале. Вы допоздна находились в палате больной. Не знаю, кто виновник – Ханадзё или вы, – но я непременно сообщу обо всем главврачу.
– А дальше?
– Возможно, придется попросить Ханадзё покинуть клинику.
– Простите, но я не о ней… Меня-то вы выпустите отсюда?
Не скрывая неприязни, Кобаси еще раз оглядел Танимото:
– Адрес? Цель визита? Танимото отвечал с готовностью.
Кобаси записал ответы в журнал, в графе «Происшествия».
– Да… Вас, я вижу, ничем не проймешь.
– Еще раз прошу меня извинить. – Танимото держался так, будто и не чувствовал язвительности Кобаси.
– Выпусти его. – Кобаси повернулся к Танимото спиной. – Даже разговаривать с ним противно. Ну и прощелыга! – буркнул он, когда за Танимото закрылась дверь.
– Настоящий мужчина! – все еще глядя на дверь, за которой исчезла фигура певца, мечтательно вздохнула Акико.
– Тебе нравятся такие идиоты?
– Идиот или нет – не знаю. Но до чего же хорош…
– Завтра все выскажу Наоэ.
Стараясь подавить раздражение, Кобаси запыхтел сигаретой.
На следующий день Наоэ снова пришел на работу в одиннадцатом часу. Последнее время он постоянно опаздывал, только раз или два явился до десяти.
Медсестер такое положение дел вовсе не радовало: обход задерживался, множество дел откладывалось на вторую половину дня. Да и Кобаси в отсутствие Наоэ приходилось туго: все заботы ложились на его плечи.
Не раз сестры пытались поговорить с Наоэ, но тот только согласно кивал в ответ – и все оставалось по-прежнему. А со временем он стал приходить еще позже. Жаловаться главврачу? Но и это не помогло бы. Главный врач регулярно просматривал журнал и не мог не знать, во сколько Наоэ приходит в клинику, но, похоже, смотрел на его опоздания сквозь пальцы, и Наоэ продолжал опаздывать.
Придя в клинику, он торопливо надел халат и побежал в амбулаторию принимать заждавшихся больных, даже не справившись у сестер о том, что делается в палатах: на это у него уже не было времени.
Узнав от Кобаси и Акико о ночном происшествии, старшая сестра с самого утра порывалась поговорить с Наоэ. Но больных было много, и он освободился только после обеда. Не начинать же такой разговор при пациентах… Сэкигути пришлось запастись терпением.
После обеденного перерыва, дождавшись, когда Наоэ, по своему обыкновению не спеша, пошел в комнату медсестер, Сэкигути наконец излила душу, закончив свой монолог патетической фразой:
– Что будем делать?
– Действительно, что будем делать? – повторил ее вопрос Наоэ.
– Разве можно оставить безнаказанным подобное безобразие?
– А разве нельзя? – Наоэ демонстративно зевнул и потянулся за температурными листами.
– Сэнсэй!
– В чем дело?
– Выслушайте меня внимательно.
– Уже выслушал.
– Она же привела в свою палату мужчину. Ночью! Чем они там занимались?! Вы представляете, что бы произошло, если б об этом узнали больные?!
– Так не узнали же, – усмехнулся Наоэ.
– Но… – Старшая сестра с немым возмущением взглянула на него. – В конце концов, дело даже не в том. Неизвестно, что она еще вытворит, если мы не накажем ее на этот раз.
– Предоставляю вам право сделать ей внушение.
– Ну уж нет. Сказать ей должны вы, именно вы, сэнсэй. И потом, я хочу знать ваше мнение, мнение лечащего врача: достаточно отругать ее или нужны более строгие меры?
– На этот счет у меня нет мнения.
– Как это «нет мнения»? – опешила Сэкигути.
– Нет – значит, нет. – И Наоэ уткнулся в бумаги.
– Иначе говоря, вы считаете, что вовсе ничего не следует делать?
– Да.
Сверкнули глазки, окруженные сеточкой мелких морщин. Старшая сестра выпустила коготки:
– Что ж, если вы занимаете такую… своеобразную позицию, я вынуждена обратиться к главному врачу.
Наоэ промолчал.
– Доктор Кобаси, дежуривший вчера, крайне возмущен… Вы позволите мне самой поговорить с главным врачом?
– Ради бога.
Старшая сестра была сражена безразличием Наоэ. Она даже утратила дар речи.
– Что ж, – наконец выдавила она. – Вообще-то… Принципы нашей больницы не позволяют…
– Вам что, делать нечего? – оборвал ее Наоэ.
– Что?! Мне… мне нечего делать?!
На пронзительный крик Сэкигути, бросив дела, сбежались медсестры. Тонкая шея старшей сестры побагровела.
– За поведение этой бесстыдницы ответственность будете нести вы! – Сэкигути ткнула в Наоэ пальцем.
Наоэ молчал.
– Как вы восхваляли ее: «отличная актриса», «милая девочка»… Вот вам и «милая», вот вам и «чистая»!
– Это лишь подтверждает то, что она хорошая актриса. Играть – ее профессия. Она должна владеть этим искусством виртуозно. Иначе бы не выступала на сцене.
Старшая сестра глядела на Наоэ, не понимая, куда он клонит.
– Она испорчена – но именно поэтому ей отлично удается играть наивность. А вообще, ничего страшного не случилось. Ну, кого она потревожила?
– Вы что говорите, сэнсэй? Только четыре дня назад вы сами оперировали ее. Неужели вас как врача не волнует ее поведение?
– Не волнует. Потому что одно к другому не имеет никакого отношения. – Наоэ расхохотался. – И потом, люди стараются не делать себе больно. Если это поднимает ей настроение – пусть.
Старшая сестра с ужасом посмотрела на него.
– Ну ладно, – примирительно заключил Наоэ, – не принимайте это близко к сердцу. – И повернулся к Норико, тревожно прислушивавшейся к разговору: – Начнем обход.
