Дзюнъити Ватанабэ - Свет без тени
В «Ориентал» тоже наступило затишье. Амбулаторные больные, правда, еще приходили, но палаты опустели – а ведь до Нового года еще две недели.
Выписались и пациенты из роскошных люксов. На всем этаже осталась одна Дзюнко Ханадзё.
Теперь, после операции, она по два раза на дню принимала процедуры: сидела в тазу с теплой водой. Процедура приятная, снимает боль – хотя зрелище, конечно, не слишком эстетичное. Но за время пребывания в клинике Дзюнко привыкла ко многому.
Не меньше Дзюнко Наоэ тревожил Ёсидзо Исикура. В последние дни старик снова стал жаловаться на боли и тяжесть в желудке.
– Знаете, доктор, просто есть не могу, – чуть не плакал он. Лицо его побледнело, щеки ввалились. – А вчера опять был жар. Простыл, что ли?
– По ночам выключают отопление, одевайтесь теплее, – ответил Наоэ, изучая температурный лист.
Всю последнюю неделю температура у Исикуры ежедневно подскакивала до 38°, а иногда и выше. Жаропонижающее почти не действовало, ртутный столбик снова начинал неумолимо ползти вверх. Это был верный признак близкого конца. Последняя стадия болезни. Лечение бесполезно…
– Может, новая язвочка появилась? – вздохнул Исикура.
– Не думаю, – хмуро сказал Наоэ.
– А к Новому году вы меня выпишете?
Наоэ передал Норико температурный лист и отвернулся к окну, за которым ярко светило утреннее зимнее солнце.
– Хочу встретить праздник дома, – дрожащим голосом закончил старик, и у Норико болезненно сжалось сердце.
– Поясница болит?
– Спасибо, получше стало. Только сил моих больше нет, доктор… Изболелся я.
– Вам вредно волноваться. Лежите, отдыхайте.
– Знаете, лезут в голову всякие мысли. – Исикура бросил взгляд на невестку. – Наверно, помру скоро…
– А вы думайте о рыбалке.
– Эх! – Старик охотно подхватил любимую тему. – Уже больше года не рыбачил! Вот поправлюсь – буду каждый день ходить. Наверстаю упущенное.
– Ну что ж, выздоравливайте… – Наоэ попрощался и вышел из палаты. Исикура молча смотрел ему вслед.
В тот же день Наоэ пригласил к себе старшего сына Исикуры с женой.
Когда они вошли, он сказал им самым будничным тоном:
– Вашему отцу осталось жить меньше месяца. Самое большее – до середины января.
– Как?! Всего?..
– Я думал, что он продержится еще немного, но сегодня понял, что заблуждался. Он слишком слаб. Это конец.
Муж с женой переглянулись.
– Вы уверены, доктор?
– Да. Скажите, а о той операции отец вам ничего не говорил?
– Говорил. Удивляется, почему нет улучшения, – кивнул головой Исикура-младший.
– Он ни о чем не догадывается?
– Да вот позавчера вдруг обмолвился: уж не рак ли?
– Надеюсь, вы ему ничего не сказали?
– Нет-нет, что вы! Ответили, как вы учили.
– Ну и хорошо. Ни в коем случае нельзя говорить ему правду. Язва желудка, только язва желудка. Понятно? Если сам заговорит про рак – посмейтесь и переведите разговор на другую тему.
– Но он, кажется, догадывается, что ему уже не поможешь.
«Как сын похож на отца, – вдруг заметил Наоэ. – Особенно глаза и нос…»
– Ничего, пусть думает что хочет. А вы, – голос Наоэ звучал твердо, – вы делайте так, как я говорю. Для вас это единственная возможность исполнить сыновний долг. – И Наоэ поднялся, давая понять, что разговор окончен.
Кобаси находился в мрачном расположении духа. А причиной тому был Дзиро Тода, которого выписали из клиники в конце ноября.
Уходил он вполне здоровым. Шрам на лбу уже не гноился, боли и головокружение прекратились. Остались, правда, келоидные рубцы, и требовалась пластическая операция. Но Кобаси решил не спешить. Может быть, рассосутся сами. Когда Тода выписывался, Кобаси дал ему мазь, довольно дорогую, велел регулярно смазывать ею шрамы и через день приходить в больницу на осмотр.
Но неделя уже подходила к концу, а Тода и носа не казал. Кобаси забеспокоился всерьез, нашел в картотеке телефон Тоды, набрал номер. Незнакомый мужской голос ответил, что уже более полугода Тода тут не живет.
«Куда же он делся, черт его побери?..»
– У него же энцефалограмма плохая. Говорил ему: обязательно наведывайся в больницу, – расстроенно сказал как-то Кобаси Акико.
Та нахмурилась.
– Не нравился он мне с самого начала. Бездельник и пьяница. Ничего странного, что и дома-то нормального у него нет.
– Ну, полгода назад он все-таки жил здесь, так что не очень и наврал, – буркнул Кобаси.
Стоило Акико ополчиться на Тоду, как Кобаси немедленно вставал на защиту.
– Да он же прирожденный враль! Послушать его – такой несчастный! Умеет разжалобить. Не верю ни единому его слову!
– Он не виноват. Лгунами людей делает жизнь.
– Вы еще и покрывать его?! – разозлилась Акико. – Да он же надул вас!
– Почему надул? Просто занял немного денег.
– Вот-вот. Потому-то и не появляется. Он и не собирался их возвращать!
– Да нет, не может быть.
– Может. Еще как!
– Просто ему негде взять. Пока…
– Ну и остолоп же ты, – не выдержала Акико. – Ты что, в самом деле веришь ему?
– Во всяком случае, у меня нет оснований думать о нем так дурно.
– М-да… – Акико язвительно рассмеялась. – Действительно, какие уж тут основания?
Кобаси насупился. По правде говоря, его самого грызло сомнение. Но что бы там ни было, а выслушивать такое от медсестры…
– Я врач и не могу допустить, чтобы погибал человек.
– «Погибал» – это уж чересчур.
– Ну ладно, хватит! А деньги… Не очень-то и расстроюсь, если даже и не вернет.
– Ну и ну… за здорово живешь отвалить прохвосту пятьдесят тысяч иен?..
– Я дал ему денег по собственной воле, – все более раздражаясь, сказал Кобаси.
– Не дело это – заниматься благотворительностью. Тем более врачу.
– Нет, дело. Именно врачу! Это его дело – «творить благо». Только и среди нашего брата немало людишек вроде главврача, которые думают больше о собственной выгоде. Ну а что касается Тоды, то запомни: я не желаю думать о нем дурно.
– Ага! Ты опять о нем!
– Это потому, что ты городишь ерунду.
– А что я такого сказала? – взъелась Акико, но тут появилась разрумянившаяся после ванны Каору с мыльницей и полотенцем под мышкой, мокрые волосы распущены. Увидев Кобаси и Акико, она смутилась.
– Ну, как помылась? – нарушила неловкое молчание Акико.
– Спасибо, хорошо. Одна, не спеша… – Опустив голову, Каору прошла мимо Кобаси и повесила сушиться на крючок форменные белые чулки.
– Как там в палатах? Все тихо?
– Да. Только…
– Что «только»?
Каору украдкой взглянула на Кобаси, не решаясь начать говорить.
– Ну, говори же. – Акико нетерпеливо взглянула на нее.
