Отец подруги. Навсегда твоя - Вероника Касс
Нет-нет-нет.
Это не может быть правдой, я отказываюсь верить. И начинаю думать, что Даню просто забрали в другую клинику. Достаю телефон, и понимаю, что у меня расплывается экран перед глазами. Надо дать распоряжение ребятам, чтобы рыли информацию об аварии, о Дани. Но сердце бухает так сильно в ушах. Кажется даже в глазах эта пульсация отдает.
— Я могу подняться в реанимацию и поговорить с врачом? — хрипло интересуюсь у девушки.
Она сначала мнется, спрашивает документы, удостоверяющие о том, что я родственник, спрашивает есть ли у меня бахилы и шапочка, я ей на это ничего не отвечаю. Какие, блять, бахилы?
— Только придется подождать, врач еще на операции.
Видимо, взгляд мой она читает без слов. Называет этаж реанимации, и всучивает мне в руки ворох чего то голубого. Поднимаясь по лестнице, я понимаю, что это тонкое полотно халата, бахилы и шапочка. Напяливаю все это на ходу. Сажусь в кресло и печатаю Алексею, чтобы он срочно нашел мне всю информацию о том куда увезли Даню. Затем прикрываю глаза, выдыхаю и гоню от себя мысли о нем. Больше в данный1 момент я ничего сделать не в состоянии. Не сейчас.
Сначала мне нужно разобраться с тем, что происходит с Тасей. Где она, как она? Насколько критическое состояние и что я могу со своей стороны сделать? Деньги, лучшие медикаменты, дом на Мальдивах для врача. Я на все готов, лишь бы спасти их обоих.
Но когда врач выходит и смотрит на меня, я отчего-то сразу понимаю — никакие деньги не помогут.
Глава 49
Лицо врача, вышедшего ко мне, слишком говорящее. Он машет головой в сторону операционной и сухо поджимает губы, переводя взгляд уже на меня.
— Родственник Авдеевой?
— Муж, — хрипло говорю я, поднимаясь с места.
— Состояние у нее сейчас средней степени тяжести. Повреждения не обширны, все от нас зависящее сделали. Наблюдаем.
Я киваю, и только рот открываю, собираясь заикнуться о посещении, но врач понимает меня без слов.
— Вам туда нельзя. Да и делать здесь нечего. Она не придет в себя еще часов десять. Минимум.
У меня в этот момент начинает трезвонить телефон, но я скидываю, потому что вижу, что врач не договорил. И так и есть. Мужчина оборачивается, поджимает губы, снимает свою шапочку и отходит немного в сторонку, а затем с крайне недовольным видом спрашивает меня:
— Давно она на наркотиках сидит?
— Что? — задыхаюсь я, и опять словно отправляюсь в прошлое.
Это похлеще удара под дых, да что там, это еще хуже удара по яйцам. Все перед глазами переворачивается с ног на голову, и напоминает дурной сон. Слишком дурной сон, я всмариваюсь в хмурое лицо врача, задерживаю взгляд на его усталых глазах, и прытаюсь найти связь с реальностью. Тася. Тася. Тася не Оксана. Тася…
— Моя жена не употребляет наркотики, — давлю я из себя, каждое слово. Говорить тяжело, но верить отчего-то наоборот просто.
— Анализы выявили…
— Врут ваши анализы, — перебиваю я его, не давая договорить, — либо… либо, — тяжело выдыхаю, — ей что-то подмешали или… какие именно вещества нашли?
Врач долго и пристально на меня смотрит. Жестко изучает, словно пытается препарировать взглядом, только что мне такие взгляды, я сам кого хочешь не только препарирую, но и где похоронить по частям найду.
А затем мужчина рассказывает и что именно нашли и в каком количестве. Выходит странное, что вещество не тяжелое, но в организме ее его слишком много. Таких наркотиков нужно за раз принять слишком много, чтобы случилась такая передозировка, как у нее сейчас, и это почти нереально.
Я поджимаю губы, благодарю врача за информацию, кон мне по сути и рассказывать-то не должен был. Это вообще чудо, что девушка на первом этаже отправила меня сюда без документов. Их у меня и нет, потому что мы с Тасей так и не оформили наши отношения. Потому что мы с ней только и делали, что цапались. Я давил, она отбивала. Вот и отношения. Надо будет завтра же выбить этой больнице какую-нибудь дотацию.
Дальше врач меня немного успокаивает. Состояние у Таисии не настолько тяжелое, и самое главное угрозы для жизни нет. Она справится и без меня под дверью. Пользы я не принесу. А вот Даню искать надо.
Покидаю больницу и сразу же перезваниваю безопаснику, который трезвонил мне весь разговор с врачом.
— Ваша жена ехала на такси, когда случилась авария. Она единственная выжившая, — меня резко начинает тошнить, я останавливаюсь, глубоко дышу, грудь растираю, но ничего не помогает, на глаза наворачиваются слезы. Какие-то ядовитые слезы, потому что они выжигают мне глазницу. — Водитель на месте, действующие лица из второй машины скончались по пути в реанимацию, — до меня с трудом, но все же доходят слова моего безопасника, про Даню он не сказал ни слова.
— Что с сыном моим?
— Его не было в машине, Дамир Давидович.
— Никит, скажи мне, ты что совсем дегенерат? Нахуй, мне нужны все эти люди, кто там умер сразу, а кто нет? Меня эта информация вообще не волнует! Мне интересна только моя семья. Ты голову свою вылечи, купи таблеточки для ума, перед тем как отчитываться. Сын мой где?! — кричу я так, что, наверное, на этаже с реанимацией, в которой сейчас спит после операции Таисия, слышно.
— Пока не знаем, Дамир Давидович.
— Так ищи! И только потом обрывай мне телефон.
Скидываю вызов, тяжело выдыхаю, а затем звоню Виолетте Михайловне. Старушка трубку не берет. Заговорщица хренова.
Мысли становятся слишком кристальными и четкими. После того, как я на доли секунды поверил в то, что моего сына больше нет. Снова. А потом сообразил, что мой безопасник хуйня неграмотная, так сразу мозг заработал как надо.
Звоню Аксинье, и это правильное решение, потому что девчонка трубку берет, но говорит шепотом.
— Дядя Дамир, мы в гостинице, — произносит она еще до того, как я успеваю что-то спросить.
— Даня с вами?
— Конечно, — удивляется она, — а затем лепечет, — не злитесь пожалуйста на сестру, она просто… просто… хочет, чтобы вы ее любили, — на выдохе говорит девчонка, а затем
