Виват, Королева! (СИ) - Малиновская Настя
"Он даже мог бы быть хорошим дедушкой".
— У меня кое-что есть для тебя… Лиля, — из комнаты появилась невысокая женщина, в переднике домашнего персонала, и остановилась возле кресла Гордеева, — Принеси ту коробку.
Лиля вернулась довольно быстро, аккуратно сжимая в руках обычную, плоскую коробку из-под конфет, отдала ее отцу и также тихо, как и пришла, скрылась в комнате.
— Смотри, — мужчина поднял крышку, и Вера увидела россыпь фотографий на дне, — Это все, что у меня осталось от твоей мамы.
Сердце предательски забилось, когда он протянул Клинковой снимок, на котором молодой Гордеев, прижимал к себе хохочущую, очевидно во весь голос, маму.
Они были так счастливы.
А здесь они на колхозном поле, отец в высоких кирзовых сапогах, с улыбкой показывает на камеру урожай картошки, а мама, рядом, опираясь на черенок лопаты, показывает на ведро с этой же картошкой, перед собой.
А тут они уже в компании друзей, мама в платье, на каблуках, отец в костюме, стоя на ступенях кинотеатра «Родина», под вывеской «Танцевальный вечер».
Вера листала снимки, долго всматриваясь в лица обоих родителей, не могла поверить в то, что все это действительно было правдой. Та, другая жизнь, до нее, о которой рассказывал Гордеев, действительно была настоящей.
И любовь их была настоящей.
Последнюю фотографию долго рассматривал сам Гордеев. Задумчиво улыбнувшись куда-то в пустоту, он протянул ее Вере.
— А это, все, что осталось у меня от вас.
Мама, в длинном, пестром сарафане, улыбаясь в камеру и прижимая в груди небольшой букет цветов, положила голову на плечо Гордееву, который аккуратно держал в руках «сверток» из роддома — маленькую Веру.
Девушка перевернула фотографию, прочитав на обороте, красивым, но размашистым почерком самого Гордеева: «Вера, 1972 г.»
— Почему ты именно сейчас решил, что мне это нужно? — голос дрогнул, пока она всматривалась в лица родителей, не поднимая глаз на мужчину, — Почему не появился раньше?
— Не знаю, — первый раз, он рассеянно пожал плечами, поднимая кружку с уже остывшим кофе, — Я много работал, очень много, хотел добиться всего того, чего от меня не ждал мой отец. Он никогда в меня не верил, и я изо всех сил хотел ему доказать, что из меня выйдет что-то путное. Когда мои родители узнали, что Таня беременна, отец хмуро покачал головой и сказал, что теперь у меня не будет шанса «стать кем-то достойным». Семья, ребенок, все это очевидно для него, ставило на мне крест, хотя «если бы я постарался…». Так получилось, что наша с Таней жизнь, наш брак, шел в разрез с планами родителей, а мы как-то наперекор всему бежали, торопились что ли, знаешь. Но когда происходит такое давление, буквально отовсюду, трудно не опустить руки и не сдаться. Что собственно я и сделал. Молодой был, просто не справился с натиском. Нина Степановна сильно была против, она тогда просто давила своим авторитетом и Таню и Гришу… — мужчина опустил глаза в пол, а потом перевел взгляд в сторону леса, — Мне всем хотелось доказать, что я чего-то стою. Даже Нине Степановне. И я начал пахать. Работал, работал, когда уже получил все, что мог, деньги, имя, статус, авторитет, обернулся — а пол жизни уже прошло, а с самым главным как-то не получилось.
- У мамы тоже.
Мужчина понимающе кивнул, снова возвращая взгляд к Вере.
— Я могу только догадываться, что ты сейчас чувствуешь, о чем думаешь, как к этому всему относишься, но я хочу, чтобы ты знала: все то, что сейчас у нас происходит с Артёмом, к тебе никакого отношения не имеет.
— Это такая трудная работа налаживать отношения после стольких лет отсутствия…
— Кому как не мне знать, что значит работать, правда? — Гордеев улыбнулся, вздыхая и доставая сигарету из пачки.
— Это может быть тяжелее, чем когда-либо, тяжелее, чем вся твоя жизнь, — Вера поджала губы, стараясь не разреветься, — Вы с мамой не оставили мне выбора, разбежались в разные стороны, пытаясь жить по-своему, как всегда хотели, а я так и осталась, сиротой при живых родителям. Вы были эгоистами и сейчас ими остаетесь, будучи отчаянно убежденными, что после стольких лет равнодушия можно неожиданно появиться, сказать пару ласковых слов, покаяться и получить прощение.
— Ты была невероятно сильной все эти годы, ты выросла прекрасной, умной, удивительной девушкой и я горд, смотря на тебя сейчас. Я прекрасно понимаю, чего может стоить моя ошибка молодости, но, знаешь, прожив столько лет, только к старости осознаешь, сколько еще ты не сделал, хотя должен. Только когда перед глазами замаячит могильная плита, понимаешь, что все что ты делал, все пустое.
— Мама даже с днем рождения меня не поздравила, — Вера вздохнула, поджимая к себе ноги и упираясь подбородком в колени, — Она последний раз приезжала года три назад… Красивая такая, в шубе, укладка у нее такая была, макияж. Подарков привезла, говорила, что замуж собирается. А потом пропала, даже звонить перестала.
Гордеев помолчал, разрешая девушке немного погрустить.
— Я Вер, свои грехи перед тобой, как отец, в церкви отмаливаю. Сколько раз прощения просил, столько и еще буду. Знаю, что только тебе решать, как дальше быть и даже, несмотря на это, хочу, чтобы ты знала, что мои двери для тебя всегда открыты. Независимо от того, какое решение ты примешь.
— Ты уверен, что тебе это нужно?
— Если честно, мне тяжело, морально, заново знакомиться со своим ребенком, понимать, что ты уже не маленькая девочка, а уже взрослая, осознанная девушка, со своими мыслями, мнением, с собственным видением жизни, но оно того стоит, правда. Мы наверно никогда не сможем быть настолько близки, как бы мне этого хотелось, но попытаться, хотя бы больше не потеряться в этой жизни, стоить попробовать. Я не буду браться судить Таню, хотя понимаю, что ей тоже пришлось нелегко, но как не крути, мы связаны друг с другом и эту связь никто не может разорвать, потому что я отец, а ты моя дочь.
Вера смотрела на него, удивляясь, как за пару недель, человек может так измениться. Гордеев заметно похудел, нос так отчетливо выделялся на фоне ввалившихся щек. Усталый взгляд и какое-то совершенное безразличие ко всему.
Тонкими пальцами постоянно почесывал заметно отросшую, седую щетину и значительно меньше стал курить.
— Очень хорошие снимки, — Клинкова тряхнула головой, пытаясь проморгаться, выплывая из своей задумчивости.
Лиля снова тихо появилась на веранде, меняя кружки с остывшим кофе, на новые.
— Когда-то они станут твоими. Кстати, — мужчина качнул указательным пальцем, и снова кивнув Лиле, посмотрел на Веру, — Я собственно не просто, так тебя позвал… Спасибо, что там с обедом?
— В процессе, Николай Иванович, — женщина отдала ему папку и снова остановилась возле кресла.
— Хорошо, попроси, пусть поторопятся, а то мы тут с голоду помрем раньше времени. Можешь идти.
Когда Лиля удалилась, Гордеев дернул щекой, постучав пальцами по папке.
— Последнее время такие папки меня пугают, — Вера усмехнулась, выпрямляясь в кресле.
— Брось. Сегодня она с хорошими новостями, — он протянул ее девушке, ожидая, когда она ее откроет.
— Что это? Опять какие-то договоры…
— Честно говоря, я уже засомневался, стоило ли, но я должен, как отец, не так ли? Стандартный пакет документов, подтверждающие твою долю в «Альянс Инвест». Ты ведь в курсе, что это мой банк?
— Это шутка какая-то? — Вера вытаращила глаза, смотря на отца, а потом снова на бумаги.
— Нет. В совете директоров банка, в который я вхожу с наибольшим процентом акций, но по факту являясь единоличным его владельцем, было принято решение, абсолютно взвешенное и законное, не смотри на меня так, «подарить» тебе, для начала, 15 процентов. Считай это черновым наброском моего завещания. Тебе нужно только подписать бумаги, после чего ты становишься полноправным членом совета директоров и имеешь право участвовать в делах банка.
