Дизайн под штампом - Адалин Альгаротти
— Срочно носилки и готовьте операционную! — доктор распахнул рубашку мужчины и ужаснулся, увидев жёлтые гематомы и опухоль в области рёбер.
Быстро переложив Генри, врачи немедленно отправились в операционную, оставив Одри и Даниэля с Робертом за дверями.
Разрыдавшись в голос, Одри сползла по стене. Зарывшись пальцами в волосы, она сильно их оттянула у корней, в надежде, что физическая боль перекроет душевную.
Чувствуя чьи-то руки на плечах и успокаивающий голос, она больше не находила в себе ни сил, ни слез. Осталась пустота. И темнота, захватившая сознание.
* * *На методичный голос то ли судьи, то ли прокурора, Одри никак не отреагировала. С того дня, когда девушка потеряла сразу и папу, и сестру, она находилась словно в другом мире. Где-то у себя в голове.
Сидя в зале суда, Одри сейчас больше всего на свете желала оказаться дома и забиться в самый дальний угол. Всё это (не) могло быть реальностью, у них ведь всё было (не) хорошо.
Девушка зажмурилась, когда назвали причины смерти Генри и Камиллы. Она до сих пор не могла принять реальность, в которой ей придётся существовать.
— Одри, успокойся или покинь помещение, тебе не пять лет, веди себя подобающе, — Элизабет склонилась к дочери, замечая, как по её щекам стекают слезы.
Но успокоиться было трудно — нереально. Всё это казалось дурным сном, который никак не мог прекратиться.
Безэмоциональность матери раздражала. Одри понимала, что на людях нужно держать лицо, чтобы все детали что нет никаких изъянов. Но сейчас, когда умерло два самых близких человека, можно было проявить хоть немного искренности.
Все эти слова, доказательства, допрос свидетелей, действовали на девушку с удвоенной силой. Она каждую секунду проживала заново ту ночь.
Ночь приносит с собой кошмары и забирает у тебя самое ценное…
Смотря на Дэвида, сидящего на обвинительной скамье и в наручниках, Одри не испытывала радости или ликования от того, что убийца найден и пойман. Нет. Ей было на него всё равно — пусть хоть всю жизнь сайгаком по лесам бегает от полиции. Она хотела, чтобы папа и сестра снова были с ней.
Она не помнила ничего с того момента как отцу стало плохо. Помнила, лишь когда ей рассказали о его смерти, когда она очнулась в палате. Одри казалось, что это она умерла, а не они. Она умерла вместе с ними — осталась лишь оболочка.
Одри не помнила ни как оказалась в Нью-Йорке, ни похорон. Только лишь очнулась от пелены, когда мать сообщила о том, что Дэвид был найден.
— …признать Дэвида Фостера виновным в…
Одри нахмурилась. Она знала, что Дэвид никак не отвертится от закона. Знала, что его признают виновным. Но срок… Он казался ей ничтожно маленьким по сравнению с тем что он сделал.
Крики Дэвида о том, что Одри и все, кто ей дороги, ещё пожалеют; о том, что Даниэль и Роберт для него больше ничего не значат — было последним, что Одри услышала от этого человека. Слова засели глубоко в подсознании.
Сразу же после судебного заседания, Одри сбежала. Она была в курсе всех событий и понимала, что Элизабет останется ещё на несколько дней в этом проклятом Чикаго. Потому она уговорила водителя отвезти её в Нью-Йорк — на кладбище.
Она несколько часов сидела перед могилами папы и сестры. Одри не хотела верить, что это происходит. Но жизнь била, не щадя. Ей было страшно даже задумываться, что её ждёт дальше?
Глава I. Дрянное день рождения
Чикаго встретило Одри проливным ливнем и затянувшимся серыми тучами небом. Выкинув стаканчик «Starbucks» с давно выпитым латте, она быстро нашла взглядом знакомую машину. Даже не успев сильно промокнуть, быстро шмыгнула в авто и уже с пассажирского места закинула рюкзак на заднее сиденье.
— Это последние дни апреля? — фыркнула Одри, выдвинув зеркальце, и попыталась привести волосы в более-менее нормальный вид. — Кошмар.
— И тебе здравствуй, подруга, — хохотнула Ева. — Вижу, что день рождения совсем не поднимает тебе настроение.
— Твой звонок в два часа ночи и серьги, которые не доходили купить руки, зарядили меня прекрасным настроением, — хмыкнула Одри. — Но вот ливень и в правду подпортил день.
— Оставь эту прядь в покое. Такое чувство, что ты сейчас себе все волосы вырвешь, — Ева с улыбкой наблюдала за подругой.
— С удовольствием сделаю это с Джуди, если она мне до сих пор не сбросила варианты площадок, — кивнула Расселл, включая на телефоне звук. — Как галерея?
— На днях купили три картины. Было такое чувство будто мужику вообще всё равно, что он покупает. Или он просто вышел в магазин за хлебом, но потерялся и забрёл к нам.
— Ева, душа моя, я сейчас все твои чёрные пакли повыдергиваю! — Одри злобно зыркнула на подругу через зеркало. — Ты продала картины этому типу?
Невилл весело рассмеялась. Если бы не рабочие обязанности и вежливость, то она, не раздумывая, выкинула бы этого гения бухгалтерии на улицу.
— Я, конечно же, нет, а вот Лукас — да.
Простонав, Расселл откинулась на сиденье. Лукас точно сошёл с ума. Что он творил?!
— Невилл, тебе просто повезло, что он твой муж. Иначе — убила бы, не отходя от места.
Остановившись на светофоре, Ева достала из бардачка небольшую визитку. С сомнением повертев её в руке, всё же отдала Одри.
— Какого чëрта вы пустили его в галерею?! — рявкнула Одри, прочитав имя, написанное на клочке картона.
— Мы внесли его в чëрный список, и охрана в курсе, что его нельзя пускать ни в офис, ни в галерею, — девушка напряжённо следила за подругой, ожидая бурю. — Всё совсем плохо?
Одри промолчала. Она прекрасно поняла, про что говорила Ева. Девушка хоть и старалась изо всех сил держать компанию на плаву, но то, в каком финансовом состоянии она была до прихода Одри, отняло очень много времени, чтобы разобраться со всеми долгами, в которые влезла мать.
Несколько лет всё было относительно хорошо, но только недавно откуда-то
