Дизайн под штампом - Адалин Альгаротти
Подъехав к загородному дому, машина остановилась. Одри застегнула серёжку и посмотрела в окно. Когда-то она называла это место своим вторым домом, а сейчас даже приближаться не было желания.
— Мисс Расселл, позволите я скажу? — Блейк посмотрел на девушку через зеркало заднего вида.
— Конечно, — кивнула Лайя, уже борясь с застежкой колье. — Я тебя слушаю.
— Мне кажется, что это была плохая идея — появиться вам на этом мероприятии, — водитель внимательно смотрел на Расселл. Одри приподняла брови, аля: «а я прямо свечусь от счастья». — Прошу прощения, что влезаю, возможно, не в своё дело, но я знаю вашу семью не первый год. Ваша мать придет в бешенство, увидев ваш наряд. И, возможно, ваша встреча приведёт к конфликту.
— Я ценю твою заботу, Блейк, правда. Но задерживаться тут я не собираюсь, так что повода для беспокойств нет.
Одри улыбнулась, прихватив небольшой клатч, и вышла из машины. Сохранять внешнее безразличие, когда внутри всё разрывается от не самых приятных эмоций.
Заметив охранников у ворот, Одри улыбнулась. Она подозревала, что так всё и будет. Когда она к ним подошла, то они даже не пошевелились, а лишь поджали губы и сочувствующе посмотрели на неё.
— Мне уже закрыт вход в дом, в котором я жила девятнадцать лет? — усмехнулась Одри. Ей не было обидно, наоборот — смешно.
— Ваше приглашение, мисс? — охранник, который ещё несколько лет назад прикрывал Одри, когда она сбегала, постарался с безразличием посмотреть на девушку.
— Да, конечно, — протянула безвкусную белую картонку в протянутую руку. — Я так понимаю, что, пройдя КПП, мне уже можно войти?
Мужчина открыл ворота, оставив язвление Одри без ответа. Пройдя во двор, она поморщилась от негромкой, но такой надоедливой музыки. Для полной компании не хватало только похоронный марш включить.
Одри, как примерная дочь и известная бизнес-леди, здоровалась со всеми, а со знакомыми ещё и обменивалась парой фраз. Они поздравляли с днём рождения и интересовались как у неё дела. Но только лишь несколько человек были искренними. Ведь никто из них не знал, что Элизабет — любящая мать только на людях. А примерной женой она перестала быть, как только поменяла фамилию на Паркер, после смерти мужа.
Щелчки и вспышки камер только доказывали, что всё это сомнительного рода мероприятие — очередная фальшь. И Одри в ней участвовать не собиралась. Она не клоун в цирке. Захотел снял, захотел посмотрел, ещё и потрогал.
— Одри, — на плечо легла чья-то рука, — давно не виделись, дочка.
Натянув на лицо улыбку и стараясь казаться искренней, Одри повернулась к матери. Элизабет притянула к себе девушку и обняла её, но Одри было неприятно. От фальшивой улыбки, наигранной радости и прикосновений этой женщины. Её даже матерью назвать нельзя было.
— Я не задержусь, — сказала Одри и сложила руки под грудью, принимая защитную позицию. — Внимательно тебя слушаю, мама.
— Пройдёмся к дому, там меньше гостей будет, — не вопрос, а приказ.
Сделав вдох-выдох, Одри постаралась успокоиться. Она прекрасно понимала, что часто мать именно этого от неё и ждёт — эмоций. Эта женщина словно энергетический вампир. Причём предпочитающим себе в пищу нервную систему дочери.
Одри, не дожидаясь матери, прошла ближе к особняку. Ей казалось, что ничего не изменилось за все эти годы. Разве что газон постригли чуть короче.
— По какому поводу этот цирк?
— Судя по всему, заранее отмечаем мои похороны, — Элизабет осмотрела дочь с ног до головы несколько раз и театрально приложила руку к сердцу. — Я думала, что к двадцати пяти у тебя появится вкус.
— Мне двадцать четыре, мама, — улыбнулась Одри. — Как раз сегодня исполнилось.
Одри была готова рассмеяться от того, как сейчас выглядела её мать. Как расширились её глаза и как она начала озираться по сторонам. Видимо, очень надеялась, что никто не услышал её возможного позора.
— Я почему-то думала, что ты на стене зарубочки делаешь, — мило хлопнула ресничками. И почему было так смешно наблюдать за тем, как когда-то любимый человек, скатывался в самый низ человечества? — Сколько лет назад ты родила такую неблагодарную дрянь.
— Не дерзи. Ты ведь специально надела это платье.
Приподняв брови, Одри развела руками в стороны и осмотрела себя. Да, на ней было платье макси, да сиреневого цвета. Но ведь она накинула на плечи бежевое пальто, а оно прикрывало бóльшую часть наряда. Но, видимо, правду говорят, что человек во всём ищет сначала плохое, а только потом уже, возможно, увидит хорошее.
— Я, думаю, что ты прислала приглашение на свою вечеринку не ради того, чтобы обсудить мой стиль одежды. Я повторюсь: зачем ты меня позвала?
Элизабет буквально закипала на глазах. Она понимала, что её дочь не сможет прийти и ничего не вытворить. Но эта нахалка специально выбрала цвет, который был противен до тошноты. И Одри знала это.
Она сейчас так сильно напомнила своего отца, что женщина хотела взреветь. В этой неблагодарной девке не было ничего от неё. И внешность и характер — всё от её бывшего мужа. Эта поза, гордая осанка, наверное, единственное, чем она могла быть похожей на мать.
Эта её грёбаная уверенность в себе и желание делать всё по-своему бесили похуже, чем Карен Элсон Карен и Флоренс Пью на MET GALA.
— Ты должна перестать заниматься моей компанией, — Элизабет запихнула свои недовольства характером дочери на десятый план. Сейчас была действительно более важная тема для разговора.
— Интересно, — хмыкнула Одри. И сомнения о том, что ее мать слетела с катушек, не развеялись. — Почему я должна бросить свою компанию и своих сотрудников?
— Поверь, доченька, это всё ради твоей же безопасности, — Одри остолбенело смотрела на Элизабет, заботливо заправляющую её прядь волос за ухо, как на умалишенную.
Новые вспышки камер и перешептывания папарацци говорили сами за себя. Вот значит откуда взялось это «доченька».
Одри приложила руку к груди, а Элизабет подкатила глаза. Извинившись, девушка
