Темный полдень - Весела Костадинова
— Николай, а что еще вы о маме…. Об Агни знаете?
— Да мало, Айна, я ведь только-только приехал. Ей, наверное, лет 18–20 было. Не похожа на местных, но ее уважали. Даже… почитали…. Я бы сказал. Внешность у нее для комяков не типичная была. А потом никто не знает, что произошло. В лес селяне ушли, на праздник солнцестояния, многие тогда пропали, исчезли с концами. Говорят, то ли на медведя, то ли на волков налетели. Места дикие…. Ты, кстати, в ее доме живешь.
— Что? — я круто развернулась к Дмитрию.
— Что? Дом пустовал столько лет, я на него отчуждение и сделал, — пожал тот плечами. — А как ты появилась, так тетка и предложила, чтоб ты его заняла. Я ж понятия не имел, кто там раньше жил. Нет, знал, что Агния Чудакова, но фамилия распространенная, у половины Коми округа такая. Вон в селе аж 8 семей с такой фамилией.
Я сидела словно оглушенная — жить в доме матери и даже не догадываться об этом. Впрочем, даже это всего лишь догадки. Тетка никогда не говорила мне, как маму звали, а сама я даже и не догадалась проверить. Сначала училась, потом….. в общем по факту связи с ней я и не чувствовала, она для меня только снимком размытым была. А настоящей матерью, пусть и не ласковой, тетка Маша стала.
Снова хлопнула входная дверь — вернулась Наталья с чистой одеждой. Я молча встала и прошла за ширму переодеться в сухое. Старую одежду просто выбросила в помойное ведро — несло от нее так, что тошнота подкатывала. Мне даже показалось, что этот запах я уже знала — сладковатый, тлетворный. Хотелось помыться в горячей воде, смыть с себя этот запах и грязь. Но дома меня ожидала лишь теплая вода в сенях…
— Айка, — услышала голос Николая, — там душ есть. Иди, промой голову. Мало ли что в этом колодце в грязи было…. И на предмет ранок осмотри себя, может сразу и прививку от столбняка вкачу тебе.
Слава тебе Николай-фельдшер!
Домой возвращались молча, Дима отвез сначала Наталью, потом повез меня. Молчание между нами было тяжелым, ощутимым почти физически. Я не знала о чем и как говорить с ним, вообще боялась пошевелиться, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания.
— Мне послезавтра выходить на работу? — спросила тихо, когда он остановил машину около дома.
— Да, — коротко кивнул он, стараясь не смотреть на меня. — Чужаки уехали, опасности нет.
— Спасибо…. Они….. они…. не спрашивали?
— О тебе? — Дима, наконец-то повернул ко мне голову, — нет. Все тихо.
— Хорошо… — я облегченно выдохнула. Не смотря на все произошедшее в селе, мои собственные неприятности пока в прошлое не ушли, хоть я порядком о них и позабыла. — Ладно… спасибо, Дмитрий Иванович….
— Айна, — он поймал меня за руку и не дал выйти из машины. — Выходи за меня замуж.
— Что?????? — мне показалось, я ослышалась.
— Выходи за меня, — повторил Дима, глядя своими зелеными глазищами.
— Дмитрий Иванович, ты… ты это сейчас спьяну или сдуру?
Моя реакция была скорее защитной, чем осознанной, слова вырвались резко и неожиданно, прежде чем я успела обдумать ответ. Дима чуть сжал мою руку, удерживая её, и его взгляд оставался серьёзным, не отрывающимся от моего, словно пытался прочитать каждую эмоцию на моём лице.
— Айна, я серьёзно. Я смогу защитить тебя, да и уровень жизни обеспечить такой, к которому ты привыкла…. Я…. устал быть один. Постоянно один, как проклятый…. Айна… — он наклонился ко мне и не давая пошевелиться накрыл губами мои губы.
В его поцелуе было столько силы и одновременно отчаянной нежности, что на мгновение я растерялась. Сердце колотилось в груди, как сумасшедшее, и внутри меня боролись два противоположных чувства: желание ответить, позволить себе хоть на миг раствориться в этой силе, и острое, режущее понимание, что это неправильно, что это не то, что мне нужно.
Он ласкал меня, но в этих ласках я чувствовала и боль, и одиночество, и скрытую, едва сдерживаемую ярость. Я пыталась вырваться, но его руки удерживали меня, и этот поцелуй был не столько предложением, сколько попыткой утвердить своё право на меня, попыткой доказать, что он может быть не только защитником, но и чем-то большим. Его губы были горячими, вкус — горьким, отчаянным, и я почувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы. Много всего было в этом поцелуе, кроме одного — любви.
Когда он, наконец, отстранился, я резко повернула голову, избегая его взгляда, ощущая, как лицо пылает от эмоций. Всё внутри дрожало, как натянутая струна, готовая лопнуть.
— Дим… — голос сорвался, слова не шли на ум. В душе царил хаос, и я чувствовала, что не смогу подобрать правильные слова. — Это… не так должно быть. Не так.
Волна боли накрыла с головой. Он пытался удержать меня этим поцелуем, а на самом деле — дал понять, что никогда я не стану тем, кого он будет любить. Любить так, как хотелось мне.
Я столько лет жила без любви, полагаясь на самое себя, что не верила в нее. Но…. хотела.
— Айна, — наконец произнёс он, и его голос прозвучал странно сломленным, — я не знаю, как ещё. Я не умею по-другому. Я хочу… хочу, чтобы ты была со мной. Рядом. Мне больше ничего не нужно.
— Вот именно, Дим. Тебе больше ничего не нужно. Когда ты, наконец, посмотришь правде в глаза, а? Признаешь, кого видишь на моем месте? Кого, по-настоящему, хочешь сжать в объятиях? Меня, Дим? Или ты сейчас, глядя мне в глаза рискнешь сказать, что…. хотя бы влюблен в меня? А?
Мои слова повисли в воздухе, как раскалённый металл, и я видела, как Дима напрягся, его лицо побледнело. Он смотрел на меня, словно пытаясь найти в себе силы возразить, но в его глазах блеснула такая мучительная растерянность, что мне стало невыносимо больно. Эта боль была почти физической — она тянулась от его взгляда к моему сердцу, разрывая меня изнутри. Я видела, как его губы приоткрылись, готовые произнести что-то, но слова так и не прозвучали. Он просто сидел, сжав кулаки на руле, так, что костяшки побелели.
— Я… — наконец начал он, но голос сорвался, потеряв уверенность. — Айна, это не так просто….
— Правда? Почему я тогда могу сказать это, Дима? Почему я могу, глядя тебе в
