Головная боль генерала Калугина, или Гусь и Ляля - Наталия Романова
Достаточно того, что Витя в вечных командировках. Её дело – хранить и лелеять тепло в их доме, чтобы мужу было куда возвращаться.
Для Вячеслава Павловича же дом – не место. Дом для него – Слава. И он для неё и дом, и семья, и отечество. Случается и такое.
Утром раздавали гуманитарную помощь, вокруг толпились дети, подходили женщины, некоторые в чёрных одеяниях, скрывая лица, иные в длинных платьях и цветастых платках, были и по-европейски одетые. Все, как одна, шумные, бесконечно говорящие, иногда бесцеремонно хватающие за руки, кричащие прямо в лицо, несмотря на присутствие военные, в том числе местных.
Вдруг внимание Ляли привлекла девочка, стоявшая в стороне, издали наблюдающая за царящей вакханалией. Огромные карие глаза, которыми не удивить в данной местности, показались до боли знакомыми. На вид девчушке было лет семь, низенькая для своего возраста, худая, истощённое лицо, перепуганный, словно отрешённый взгляд. Одета, смотреть страшно во что… Ладно, замызганный свитер и юбку поверх штанов, можно формально считать одеждой.
Вспышками промелькнули самые страшные воспоминания, единственный лучик радости, который окрасил часы беспросветного ужаса и страха более четырёх лет назад, в доме Даххака.
– Хабиба? – шепнула она, обхватывая рот ладонью, чтобы не закричать от того, что видит.
Такого не может быть, не может! Абдула Хуссайн обещал присмотреть за детьми, не оставлять их… она ошиблась, перепутала, девочка похожа, но это другой ребёнок. Просто каждый раз, когда она прилетала в страну, на неё накатывали воспоминания и страхи, которые невозможно было контролировать.
– Ляль? – нахмурилась рядом Слава. – Что случилось? Гусь! Гу-у-у-усь! – крикнула в сторону, подзывая Витю к почти впавшей в истерику жене.
– Спроси эту девочку, её зовут Хабиба? – судорожно залепетала Ляля, хватая сестру за руку.
Славка сносно выучила язык, на разговорном уровне точно, нужно было поддерживать контакт с местными.
– Эту? – показала на замарашечку с глазами оленёнка.
Быстро подошла к ней, в это же время появился тощий мальчишка, схватил за руку девочку, дёрнул на себя, прокричал что-то. Ляля мгновенно узнала Башира – брата Хабибы. Не потому что он почти не изменился – сильно изменился. Просто взгляд его отца, глаза Даххака, как он шёл на неё в полутёмной комнате с узкой кроватью вдоль стены, она не забудет никогда в жизни. Никогда!
– Хабиба! – Ляля первая подскочила к ребёнку, обхватила худые плечики.
Господи, да она тоньше Василисы! Волосы грязные, видна попытка их причесать, но копна кудрявых волос упрямо не поддавалась. Ладошки, какие грязные ладошки, чёрный слой под ногтями рук и ног.
– Хабиба! Девочка моя, как же так? Что ты здесь делаешь? Где твой дедушка? – трясла она малышку, не помня себя от нахлынувших чувств.
– Ты пугаешь её! – одёрнул Лялю Витя.
– Оставь мою сестру! – крикнул Башир на английском, дёрнул на себя Хабибу, сразу поволок вдоль пыльной дороги, сверкая начищенными остроносыми ботинками, больше на несколько размеров, чем нужно.
Ляля едва не впала в истерику. Если сейчас Башир уведёт Хабибу, она попросту не найдёт её здесь, среди тысяч одинаковых палаток. В лагере, где учёт проживающих толком не вёлся, лишь формально.
Слава ринулась вслед за удаляющейся парочкой, остановила Башира, начала о чём-то разговаривать, позвала Лялю, сказала:
– Девочку действительно зовут Хабиба, это её брат Башир, здесь они полгода. За мешок муки он покажет палатку, где они живут, за сахар и несколько банок тушёнки разрешит поговорить с Хабибой.
– Хорошо, – кивнула Ляля, показала знак Михе, чтобы отложил то, что требует засранец.
В палатке стояла самодельная печь, собранная из старых кирпичей. Башир не преминул сообщить, что зимой холодно и сыро, им необходимы дрова, Ляля пообещала помочь. Кровати были застелены грязными покрывалами, на верёвках висели скомканные вещи, пол кое-где был покрыт нестрогаными досками, но по большей части это был утоптанный буро-красный песок, вперемешку с землёй. Одновременно пахло пылью, раскалённой на жгучем солнце, и сыростью, как такое возможно, Ляля не задумывалась.
Появилась грузная женщина с потухшим взглядом, отёчным лицом и натруженными руками. После недолгого разговора выяснилось, что она – жена Абдулы Хуссайна, которого полгода назад расстреляли боевики, они же сумели убежать в этот лагерь. С тех пор здесь, возвращаться им некуда, дом сожгли, да и опасно…
Правительство обещало помочь, вывезти в безопасное, более пригодное для жизни место, но пока – так. Она уже и не верит, что что-то изменится, пока был жив муж, он заботился о них, сейчас – никому они не нужны. Ни она, ни дети. Одна надежда – Башир подрастает.
Да уж, надежда, – мелькнула у Ляли мысль, но озвучивать не стала.
В палатке Славы Ляля собрала экстренный семейный совет. Из семьи были только Витя и Славка, но всё-таки.
– Мы должны забрать Хабибу, – заявила она твёрдо. – Удочерить её.
– Сложно чужого ребёнка воспитывать, – вздохнула Слава. – Олег растит Ангелину, сама знаешь, тяжело бывает, а она – родная сестра его Тины.
Ляля знала, все Калугины знали, только Олега это не остановило при сватовстве, не отвратило от женитьбы, потому что не существовало такой силы, которая могла помешать, если Калугин полюбил. Как не существовало силы, способной сейчас свернуть Лялю с намеченного пути.
– Мы должны забрать Хабибу, – повторила ещё раз, по слогам, чётко проговаривая каждый звук.
– Ляль, – вздохнул Витя, глядя с жалостью. У него разрывалось сердце, Ляля это видела, знала, чувствовала, но… – У мусульман запрещено усыновление – это влечёт изменение родословной человека. Род важен в исламе, ты ведь знаешь.
– Взять под опеку, выкрасть… не знаю, но Хабибе здесь не место! – кипятилась Ляля, не находя себе места.
– Нельзя, запрещено законами страны, иначе бы здесь не было столько детей, сама подумай, – обречённо ответил Витя.
Он бы с радостью забрал Хабибу и многих других детей из этого ада, но закон – есть закон, тем более в стране, где они чужаки.
– Плевать мне, что запрещено! Ты видел её брата, он позволил пообщаться с Хабибой за мешок муки! Как думаешь, как скоро он позволит «пообщаться» с ней какому-нибудь уроду?
– Ляль… – растерянно, совершенно убитым голосом проговорил Витя.
Ляля понимала, что режет мужа без ножа, но её сердце уже кровоточило, она не могла себя остановить, и не хотела. Она должна была что-то сделать, придумать, забрать Хабибу,
