Метод супружества (ЛП) - Малком Энн
— У нас будет доченька, — шепчет он.
И поскольку я беременна, глядя на свою здоровую малышку и самого горячего папочку на планете Земля, отвечаю:
— Да, у нас будет доченька.
***
Мы не разговариваем по дороге домой. Кип задумчив. Но не замкнут. Он помог мне подняться с кушетки в кабинете УЗИ, и с тех пор его руки остаются на мне. Он ведет одной рукой, другая твердо лежит на моем бедре, двигаясь вверх, потирая мой живот.
Информация про пол могла отбросить его назад. Даже несмотря на мою неприязнь к этому человеку, я могу это понять. Сопереживать. Я испытываю собственные противоречивые гребаные эмоции. Конечно, я испытала облегчение от того, что с малышкой все в порядке. «Идеальная» — вот слово, которое использовал мой акушер. Это здорово.
И пугающе. Моя идеальная малышка расцветает внутри меня. Двигается. Растет.
И я привязываюсь к ней. К предстоящей жизни с ней.
Значит, если с ней что-то случится, это будет просто ужасно. Да, сейчас шансы в нашу пользу. Шансы потерять ее катастрофически малы. Но я уже была в меньшинстве, поэтому знала, что не защищена процентами.
Предполагаю, что Кип, возможно, думает о чем-то подобном. Он столкнулся с аномалией, которую большинство людей видели лишь в новостях, но никак не могли предположить, чтобы с ними случилось нечто подобное.
Есть мрачная ирония в том, что мы были двумя глубоко испорченными людьми, которые потеряли самое ценное. И теперь мы состоим в фиктивном браке, который каким-то образом стал чертовски реальным.
Когда мы приезжаем домой, Кип говорит, что ему нужно идти на работу, чтобы «разобраться с кое-каким дерьмом». Его голос звучит отстраненно, и я думаю о том, не собирается ли он снова сбежать.
Эта мысль пугает меня.
Всего один день с ним, притворяющимся мужем и отцом, и перспектива будущего без него стала более чем пугающей. Я думаю об этом только из-за травмы последних нескольких дней, вот и все.
— Я позвоню Каллиопе, попрошу ее посидеть с тобой, — говорит Кип, хватая свой телефон со стойки.
— Не смей, — огрызаюсь. — Я более чем способна оставаться одна в своем собственном доме и не совать пальцы ни в какие розетки.
Он смотрит на меня серьезно, как будто хочет убедиться, что я, взрослая женщина, прекрасно справлюсь дома одна.
— Уходи! — кричу на него.
— Хорошо, хорошо, — говорит он, поднимая руки в знак капитуляции. Кладет свой телефон в карман.
Огибает стойку, останавливаясь только когда оказывается прямо передо мной. Затем кладет руку мне на живот, наклоняется и нежно целует в макушку. Я так потрясена, что просто сижу.
— Приду и накормлю тебя, — произносит он, уткнувшись мне в лоб.
Затем уходит.
Я не спорю с ним.
***
Мы только что поужинали.
Я заказала запеканку с Дорито. Кип с удовольствием приготовил ее, запивая пивом. Сижу снаружи, притворяясь, что читаю книгу, но на самом деле украдкой поглядываю на него на кухне.
Он выглядит сексуально.
Ведет себя так… мило. Преданно. Он пришел с ланчем — сэндвичами из заведения в городе, где готовят на собственной закваске, плюс печенье из пекарни Норы. И торт. Потому что он, очевидно, знал, что я потребляю сахар так, словно он скоро кончится.
Был поцелуй в лоб, прикосновение к животу, обед, печенье, торт. И теперь он готовит мое новое любимое блюдо для утешения.
Второму ботинку еще предстояло упасть.
Я сомневаюсь. Собираюсь с духом, жду. Но почему-то все еще надеясь. Что все закончилось. Что я не одна.
Надеяться опасно.
Мы закончили ужинать — я съела дофига — и Кип помыл посуду, сопротивляясь, когда я пыталась помочь. Я сижу за стойкой с чашкой чая и печеньем. Он убирает бардак.
Потом останавливается у холодильника, куда я повесила сегодняшний снимок УЗИ.
— Ее руки были прижаты к ушам, — произносит он, глядя на холодильник так, словно собирается просверлить в нем дырку. — Ультразвук использует звуковые волны, — он смотрит на меня. — И ей это не понравилось, — его брови сходятся на переносице. — Сколько еще УЗИ будет?
Я ощетиниваюсь, но умиляюсь его огорчению из-за дискомфорта нашей дочери.
— Столько, сколько скажет доктор.
Он кивает, все еще хмурясь.
— Хорошо.
Для меня этого достаточно. Допиваю свой чай, встаю, чтобы сполоснуть чашку и поставить в посудомоечную машину. Изо всех сил стараюсь не подходить слишком близко к Кипу.
— Этот день был… напряженным, — произношу я, выходя из кухни, как только посудомоечная машина загружена. — Пойду спать.
Он моргает.
— Хорошо, — повторяет он, как заезженная пластинка. Снова моргает, как будто перезагружается или что-то в этом роде, затем смотрит на меня более сосредоточенно. — Хочешь, я принесу тебе торт? — кивает на подставку, где красуется великолепный шоколадный торт с помадкой.
Я поджимаю губы, уже из принципа чуть не отказываясь. Как тридцатилетняя женщина, которая через несколько месяцев должна стать матерью, я должна уметь позаботиться о себе, сама разрезать чертов торт.
Но я не хотела заботиться о себе. Да, быть независимой женщиной — великая цель, чтобы противостоять миру, патриархату и мужчине, который бил меня.
Но так приятно позволить кому-то позаботиться о тебе. Я всегда этого хотела. Доверять кому-то настолько, чтобы обо мне заботились.
Конечно, Кип не дал мне кучи причин доверять ему за последние несколько месяцев, но… он отец моего ребенка и мой муж.
— Да, звучит… мило, — отвечаю я.
Его поза расслабляется, как будто он был напряжен в ожидании спора. Ну и хорошо. Пусть напрягается.
— Это не значит, что ты победил, — говорю я, указывая на него. — Это просто означает, что мне нужен шоколадный торт.
Кип серьезно кивает.
— Я знаю тебя, Фиона Оуэнс. И не ожидаю победы так скоро.
***
Кип не спит, когда я врываюсь в его комнату в полночь.
Я думала, что он уже спит.
Он встал до рассвета и весь день занимался. И это, не считая всей готовки и уборки, которую он делал в этом доме. О, и нес на себе груз своей вины и мужской заботы. Так ему и надо.
Но он не спит. Лежит в кровати и смотрит телевизор. Его взгляд перемещается ко мне в ту же секунду, когда открывается дверь.
Я удивлена, что он не наставил на меня пистолет или что-то в этом роде, ведь казался взбудораженным. Я тоже была возбуждена.
Вот почему вломилась в его спальню в полночь. Обнаженная.
Выражение лица Кипа за долю секунды сменяется с удивления на голод.
Без колебаний преодолеваю расстояние между дверью и кроватью.
— Чтобы было ясно, я не прощаю тебя, — говорю я, заползая на кровать и откидывая одеяло.
Кип не сопротивляется мне и позволяет обнажить свое мускулистое тело в одном нижнем белье.
У меня, блять, текут слюнки. Я сердито сдергиваю его нижнее белье, освобождая член, так что он шипит от удовольствия.
— Это потому, что я беременна и гормоны мне не подвластны, — объясняю я, оседлав его.
Руки Кипа опускаю на мои бедра, придерживая.
Его член уже твердый, когда я трусь о него.
— Я хочу секса, — произношу, тяжело дыша. — Вот и все.
— Хорошо, детка, — отвечает Кип, опуская руки к моим набухшим сиськам.
Ахаю, когда его пальцы находят мои соски, которые сейчас чертовски чувствительны. Приятное облегчение от боли, которую я испытывала все время.
— Не называй меня деткой, — шиплю я, наклоняясь, чтобы прижать его член к тому месту, где я насквозь мокрая.
Затем насаживаюсь. Никакой прелюдии. Никакой херни. Я уверена, что мне это не нужно. И мне не нужно время, чтобы переосмыслить свое решение, чтобы найти причину уйти. Я не рассуждаю. Мне нужен оргазм.
Я чуть не кончаю сразу. Хотя, я не обделяла себя в сексуальном плане. Мне было достаточно вибратора. Но чего-то не хватало. Мне нужно было это. Нужна была наполненность.
