Метод супружества (ЛП) - Малком Энн
Медсестра радуется, когда измеряет мне давление, говоря, как это здорово, что «папа пришел!»
Я не смотрю на Кипа, когда она говорит это. Все слишком странно.
И, к счастью, в кои-то веки между уходом медсестры и приходом моего врача нет долгого ожидания, так что нам с Кипом нет нужды напряженно молчать.
Как всегда, она врывается с улыбкой, веселая и взволнованная, увидев меня, никак не давая намеков, что в моем животе больше нет сердцебиения. Это обнадеживает.
Она останавливается, когда замечает Кипа в углу. На мгновение выглядит удивленной, а затем обрадованной.
— Папа? — спрашивает она, глядя на меня.
Киваю один раз, не в состоянии выразить это словами.
Кип выглядит таким же смущенным. Опять же, хотя я должна злиться на него, чувствую невероятное сопереживание.
Его не называли папой с тех пор, как умерла его дочь. Не могу представить, что он сейчас ощущает.
Мой врач хлопает в ладоши. Я подпрыгиваю.
— Хорошо, — говорит она. — Я рада, что папа здесь, особенно сегодня. С тобой произошел небольшой несчастный случай?
Киваю, глядя на свой громоздкий гипс.
— Да. Но я в порядке.
Она мягко улыбается мне.
— Я просмотрела твою карту из больницы, и, кажется, с вами обоими все в порядке. Мы пытались с тобой связаться, потому что ты опоздали на анатомическое обследование, — она награждает меня взглядом, который можно было охарактеризовать только как… материнский и слегка упрекающий.
Я прикусываю губу.
— Да, эм, была занята, — уклоняюсь.
Чувствую сердитый взгляд Кипа с другого конца комнаты. Отказываюсь смотреть на него.
— Так получилось, что у нас небольшой перерыв в расписании нашего специалиста по ультразвуковой диагностике, — произносит она, щелкнув по своему компьютеру. — И, учитывая твою недавнюю травму, нужно пройти ее сейчас.
Но прежде чем я успеваю возразить, врач встает.
— Пойду скажу, чтобы все подготовили, — говорит она с улыбкой, покидая палату.
Черт возьми. У меня нет ни минуты передышки.
— Ты была занята? — повторяет Кип, поворачиваясь лицом ко мне. — Слишком занята для анатомического сканирования?
Я заставляю себя подняться со стула, теперь, когда стало ясно, что никакой проверки у меня не будет.
— В самом деле? Ты предъявляешь, что пропустила одно УЗИ? — огрызаюсь я. — На скольких ты был?
Это заставляет его замолчать.
Что дает мне время взбеситься еще больше.
К сожалению, Кип молчит недолго. Он берет фигурку младенца в утробе, нахмурившись, осматривая ее, прижимая маленького ребенка к моему животу, как будто проверяя, подходит ли размер.
Затем переключает свое внимание на меня, и, к сожалению, я, похоже, не скрываю своего волнения.
— Почему ты откладывала сканирование? — спрашивает он, на этот раз мягче.
Я поджимаю губы.
Но потом Кип продолжает смотреть на меня, держа в руках эту чертову фигурку младенца или как там она называется.
— Если бы ты был рядом, ты бы знал, что у меня было несколько приступов паники различной степени тяжести, — вкрадчиво сообщаю ему. — Все из-за множества УЗИ, которые я делала раньше, из-за моих… выкидышей.
Я чувствую себя неловко, рассказывая о своей истории, обнажая все нервы, которые пострадали с той секунды, как я помочилась на палочку. О, как я хотела быть язвительной и сильной, забыть о своей травме и тревогах. Но я на это не способна. Все мои силы уходили на то, чтобы оставаться наполовину в здравом уме и растить ребенка, справляться с автомобильной аварией, а также с моим ненастоящим мужем, который за последние двадцать четыре часа решил стать настоящим мужем и отцом.
Кип вздыхает, на его лице появляется выражение вины.
— Мне жаль…
Машу рукой.
— Понимаю, что тебе жаль, но я сейчас не в настроении выслушивать еще одни извинения, — говорю я, не грубо, но, возможно, из меня вырывается немного негодования. — Я тут часто, — обвожу помещение рукой вокруг. — Но это сканирование серьезное. Там могут обнаружить серьезное дерьмо. Мне делали обычные анализы, но есть вещи и похуже, — разглагольствую я. — И поскольку я не могла спать в эти дни, проводила все время, просматривая форумы для мам и читая страшные истории о детях с половиной мозга, неизлечимой болезнью почек и все такое. Так что прости за то, что я не хочу узнавать это прямо сейчас! — я снова кричу, ничего не могу с собой поделать.
Кип откладывает фигурку на стол. Он преодолевает расстояние между нами, и я напрягаюсь, давая понять, как не хочу, чтобы он прикасался ко мне.
Он понимает намек, останавливается. Хотя теперь он достаточно близко, чтобы я могла почувствовать его запах.
— Я понимаю, — говорит Кип спокойным и рассудительным тоном. — И виноват, что меня не было рядом, чтобы пережить все это безумие.
Мои глаза сужаются.
— Назвать беременную женщину безумной — интересный выбор слов.
Он ухмыляется.
— Зато ты теперь злишься на меня, и уже не волнуешься из-за ультразвука, не так ли?
Я моргаю.
Мудак.
Он тянется, чтобы схватить меня за руку, несмотря на предупреждающий язык моего тела.
— Я не могу обещать тебе, что там не произойдет ничего плохого, как бы мне этого ни хотелось, — говорит он мне трезво. — Но я думаю, что шансы в нашу пользу. Не только потому, что верю, что моя сперма самая охрененная.
Сердито смотрю на него.
— Но потому, что ты одна из самых крутых, самых приводящих в бешенство женщин, которых я знаю, и этот ребенок — часть тебя, и он чертовски силен, — его большой палец гладит мою руку. — И, если случится худшее, я никуда не уйду. Не брошу тебя.
Хотя я правда хочу защитить себя, свое сердце и своего ребенка, я не могу не поверить ему.
Глава 18
«Книги о сексе и ребенке»
— Вы хотите узнать пол? — спрашивает меня специалист по УЗИ.
Мы пробыли в палате полчаса, мое сердцебиение отдается глухим ревом в ушах, а рука Кипа крепко сжимает мою.
Пока что у нашего ребенка цельный мозг, нормальное, здоровое сердце, а все остальные органы находятся на тех местах, где им положено быть.
Это чуть расслабило мои напряженные мышцы.
Я все еще жду, что откуда-нибудь выскочит лишняя конечность или лицо женщины изменится с доброго на серьезное.
— Да, — запоздало отвечаю я.
Рука Кипа сжимает мою, и я вспоминаю, что он здесь. Смотрю на него, размышляя, стоит ли мне спросить, хочет ли он знать пол.
Потом вспоминаю месяцы одиночества.
— Да, — произношу увереннее, оглядываясь на сонографиста. — Мы хотим знать пол.
Кип, к его чести, кажется достаточно сообразительным, чтобы держать язык за зубами, когда я сказала королевское «мы». Хотя он почти ничего не говорит, кроме «нихрена себе», с благоговейным выражением лица и отвисшей челюстью, глаза его прикованы к большому экрану, на котором изображен, казалось бы, здоровый и активный ребенок.
Но у меня нет ученой степени в области радиологии или чего-то еще, чтобы расшифровать черно-белые пятна, из которых мелькали органы.
У меня была возможность выяснить пол гораздо раньше. Сначала с помощью генетических анализов крови, затем с помощью различных ультразвуковых исследований. Я не из тех, кто любит сюрпризы — была уверена, что новорожденный ребенок преподнесет мне их в избытке, — но по какой-то причине не хотела знать, кто у меня в животе.
Конечно, не потому, что без Кипа это казалось неправильным. Я собиралась пройти это без него.
И тем не менее…
Я согласилась тогда, когда он сидит рядом.
— Это малышка, — говорит она с улыбкой. — Поздравляю.
— Девочка? — ошеломленно переспрашивает Кип.
Смотрю на него. Он бледен, глаза широко раскрыты, в потрясении и благоговении.
Девочка.
Точно такая же, как та, которую он потерял.
Не задумываясь, я сжимаю его руку.
Он вздрагивает, глядя на меня со слезами на глазах. Затем его губы растягиваются в самой красивой улыбке, которую я когда-либо видела.