Елена Белкина - От любви до ненависти
Илья чувствовал интерес к себе, а ведь не скажешь, что он к такому интересу привык: не писаный красавец, не атлет, не богатей, на иностранной машине подъехавший. Видимо, после Ольги с ним что-то произошло, сыграла роль и его прическа, которая ему очень шла и очень его молодила, и то, что он, выходя из дому, почему-то надел тот костюм, в котором был у Ольги, хоть и без галстука, но с белой рубашкой.
— Впрочем, — обратился он к брюнеточке, — можем вспомнить вашу юность. Тем вином, каким вы пожелаете.
— А чего ее вспоминать, она не прошла еще! — засмеялась брюнеточка.
— Тогда мы ее отпразднуем!
— Между прочим, — сказала продавщица, — у нее в самом деле именины сегодня. Вера, Надежда, Любовь — на тридцатое сентября приходится.
— Замечательно! Так вы кто — Вера, Надежда или Любовь?
— Я Нина вообще-то. Но меня Верой крестили. Крестить-то крестили, а отец заупрямился, Ниной назвал. Ничего, мне нравится.
— Мне тоже. Итак?
— Вы про мартини говорили? Годится!
Продавщица отодвинула в сторону портвейн и шустро поставила перед ним две литровых бутылки.
Илья мысленно гмыкнул, но, делать нечего, расплатился.
— Приглашаю обеих к себе, это в двух шагах! Дом двадцать три, квартира три, — уточнил он, чтобы девушки не боялись.
— Составь человеку компанию! — посоветовала подруга брюнеточке. — А я, может, потом загляну. Сейчас нельзя, хозяева проверяют, собаки. И покупатели идут еще.
Брюнеточка пожала плечами и сказала:
— Ладно уж!
Илья нисколько не суетился, балагурил, смешил брюнеточку. Привел домой, стал угощать тем, чем намеревался угостить Бориса. Налил ей полный стакан и поднял свой:
— За тебя, Вера, Надежда, Любовь!
— Годится! — сказала брюнеточка, выплюнула на ладонь жвачку, которую до этого жевала, прилепила ее к краю стола и, чокнувшись с Ильей, выпила.
— А второй на брудершафт! — воскликнул Илья.
— Годится, — согласилась брюнеточка.
Илья подошел к ней с полными стаканами, вручил ей, они переплели руки (брюнеточке, судя по всему, не впервой было на брудершафт пить), они выпили, Илья поставил стаканы и поцеловал брюнеточку. Не прерывая поцелуя, он подхватил ее, необыкновенно легкую, и понес на свой диван-кровать, который, будучи куплен и разложен лет десять назад, с тех пор ни разу не складывался, потому что в нем при первом же раскладывании что-то навсегда намертво заело. Брюнеточка, гибкая, как змейка, выползла из одежды — именно как змея из кожи выползает, Илья (все целуя ее) срывал с себя рубашку и прочее. Он хотел обласкать брюнеточку повсеместно, но она, почуяв его готовность, заерзала и зашептала горячо:
— Ну! Ну! Ну!
Видимо, ей прелюдии не требовалось.
Через некоторое время она сидела за столом с видом сытой кошки, попивала вино и слушала рассказ Ильи о том, как он любит одну женщину, рассказ горячий, но сбивчивый.
Потом вдруг умолк, долго вприщур смотрел на брюнеточку и сказал:
— Нинон, ты остаешься здесь! Я тебя удочерю. Иначе ты пропадешь. Станешь алкоголичкой, наркоманкой и проституткой. Я тебя спасу.
— Э, дядя, ты уже совсем пьяный! — зевнула брюнеточка. — Будь здоров!
И пошла к двери.
— Куда? Стоять! — повелительно гаркнул Илья, удивляясь, как это от него женщина может уйти без его разрешения. Рванулся за ней, но зацепился о край стола, упал, неудачно ударившись головой о стул. От этого или от хмеля он впал в забытье.
Проснулся во втором часу ночи с гудящей головой.
Сел к столу.
Прислушался к себе.
Все нормально! Нет, в самом деле, он ясно чувствует, что вполне спокойно может остановиться. Возьмет и ляжет сейчас спать. Потому что завтра надо быть свежим, завтра встреча с Ольгой. Во сколько? Не помнит. Надо позвонить ей и спросить. Он провел языком по губам. Губы сухие, язык тоже.
— Однажды в студеную зимнюю пору я из лесу вышел, был сильный мороз! — на пробу выкрикнул Илья. Слова выговаривались с трудом, Ольга может его заподозрить. Надо смягчить язык и горло: выпить. Он выпил. Потом еще. Стал думать о том, что его измена с этой брюнеточкой вовсе не измена. Он просто испытывал силу, которую ему дала Ольга! Именно так! Он трахнул эту брюнеточку в ее честь! Она должна гордиться тем, что дала ему эту силу, и он поэтому непременно расскажет ей об этой брюнеточке. Ах, хороша девчонка! От радости за себя, что он такой любвеобильный, добрый и честный, Илья выпил еще…
…В три часа ночи он позвонил Людмиле и сказал, что любит ее.
— Ты пьян? — спросила Людмила.
— Отчасти.
— Что случилось?
— Я люблю тебя.
— Это неправда. Ты знаешь, который час?
— Счастливые часов…
— Ты здорово пьян. Ты в запое!
— Я никогда не буду в запое. Я выпил, да, но завтра я буду трезв как стекло. У меня свидание. Кстати, надо позвонить. Но я люблю тебя, учти.
— Учту, — со спокойной горечью сказала Людмила. — Мама дома?
— В Волгограде у сестры.
— Можно к тебе заглянуть дня через два? Тебе не надо пить больше трех дней.
— Заглядывай хоть сейчас. Я хочу тебя, — интимно и сладострастно прошептал Илья.
— Спасибо за остроумие, — сказала Людмила. — Лучше всего тебе лечь спать.
— Я не могу спать тогда, когда мир прекрасен! Это бывает очень редко. И это время — спать? — возмутился Илья.
— Ладно. Я через пару дней загляну. Может, сразу с доктором?
— Никаких докторов, потому что я здоров! — вскричал Илья и захихикал. — Так ты приедешь или нет? Ты понимаешь, что я тебя хочу? — вразумлял он Людмилу.
— Понимаю. Ложись спать.
— Опять за свое!
— И ты собирался кому-то звонить. Ты уже охмурил эту девочку?
— Она охмурила меня.
— Роман в разгаре?
— В полном.
— Зачем же я тебе нужна?
— Потому что я тебя люблю.
— А ее?
— И ее. И еще одну брюнеточку тут. Очаровательная малышка. У нее потрясающая грудь в том смысле, что груди вообще нет. Два пупырышка, представляешь? Я чувствовал себя растлителем малолетней!
— Да… Ты, я смотрю, вовсю разошелся. Это называется мужским климаксом.
— Это называется второй молодостью! Когда нет совести, а есть только радость и сила жизни! Потому что совесть выдумали импотенты!
— Господи, зачем я с тобой говорю, с пьяным? Сто раз зарекалась. Все. Иди спать.
— А ты меня любишь?
— Нет.
— Почему?
— Ты мне надоел.
— Почему?
— По кочану. Иди спать. Я кладу трубку. Звони своей этой насчет свидания. Хотя лучше бы подождать до утра.
— Спасибо, что напомнила. Ты верный друг.
Нажав на рычаг, Илья стал набирать номер Ольги, но вдруг забыл две последние цифры. Они в записной книжке. А где она?
