Замуж за незнакомца - Лина Манило
– Предполагалось, что со мной будет безопасно, – усмехается как-то слишком мрачно, а мускул на щеке пару раз сокращается. – Но пиздец пришёл откуда не ждали.
– Странно всё завертелось, да?
Кирилл усмехается и сворачивает на просёлочную дорогу. Его огромный автомобиль кажется тут чужеродным. Под колёса то и дело попадают крупные камни, раскиданные тут и там, а пара ребятишек прекращают игры и таращатся на машину широко распахнутыми глазёнками, как на что-то диковинное и красивое.
Мы определённо в деревне, и что-то щемящее, похожее на ностальгию, колет в самое сердце.
Несмотря на убитую дорогу, дома по обе стороны чистенькие, под яркими черепичными крышами, с ухоженными клумбами у низких белых заборчиков. Я опускаю стекло, высовываю голову и дышу полной грудью сладким терпким воздухом. Пахнет степью, молоком и мёдом – невыносимо прекрасные ароматы.
– Я с самого начала протупил, – заявляет Кирилл, останавливаясь рядом со светло-голубым забором, а из него как раз выходит пожилая женщина в светлом платье. Держит в руках вафельное полотенце, отгоняя им надоедливых первых мошек, ещё не злых, но уже приставучих.
Ей на вид чуть больше шестидесяти, но фигура крепкая, статная, спина ровная, а в тёмных волосах лишь несколько серебристых ниток. Глаза смотрят пристально, внимательно, но, когда Кирилл выходит из машины, в них появляется свет.
– Маша, салют, – Кирилл взмахивает рукой, а я удивляюсь, что эта в сущности пожилая женщина для него просто Маша.
Она раскрывает объятия, Кирилл с удовольствием ныряет в них, и они несколько минут о чём-то тихо беседуют. Наверное, обо мне говорят, и я смотрю на эту сцену во все глаза, пытаюсь хоть одно слово услышать, понять, что именно Кирилл обо мне говорит. Как представляет? Просто женой? Любимой женщиной? От последней мысли хочется смеяться в голос. Ну, какая это любовь?
Сжимаю в пальцах край клетчатой рубашки, смотрю на свои ногти, тонкие запястья. Хм, действительно, как сильно похудела, все косточки торчат, пересчитать можно. Вдруг хочется выглядеть хорошо. Я бросаюсь к зеркалу, поправляю волосы, которые так и высохли в пучке. Может, распустить? Нет уж, с гнездом на голове встречаться с новыми людьми не очень хочется.
Меня снова начинает трясти, я растираю предплечья руками, немного согреваюсь, и нервы почти в порядке, когда Кирилл возвращается к машине и распахивает дверцу с моей стороны.
– Ты улыбаешься, – говорю ошарашенно, а Кирилл кладёт руку на дверцу и смотрит на меня тёмными, как южная ночь, глазами.
– Выходи, любимая. Буду тебя с Машей знакомить.
И в первый раз слово «любимая» из его уст без оттенка усмешки или издёвки.
Будто и правда, влюблён.
Почудится же такое.
* * *
На маленькой уютной террасе накрыт стол. О его ножку трётся рыжая кошка, мурлычет в надежде на угощенье.
– Можно? – спрашиваю у хозяйки, её глаза замирают на моём лице на несколько секунд, взгляд теплеет, и Маша кивает.
Я беру со стола кусочек домашнего сыра, пористого и жёлтого, ломкого, присаживаюсь на корточки и протягиваю ломтик на раскрытой ладони. Кошка смотрит на меня недоверчиво, осторожничает, не доверяет ещё незнакомой женщине. Смотрит на мою руку, смешно дёргая полосатым хвостом, облизывается, а вибриссы в полной боевой готовности. Лучшая иллюстрация выражения «и хочется, и колется».
– Подсолнух, не важничай, бери, – негромко говорит Маша, ловко посыпая салат петрушкой.
Кошка со странной кличкой Подсолнух словно только этого и ждала: грациозно вибрируя хвостом, подходит ко мне, негромко урчит и быстренько хватает сыр, утаскивая свою добычу в безопасный угол.
– Время обедать, – хлопает в ладоши Маша, а Кирилл смотрит на часы.
– Нет, Маш, я поеду. Дел вагон.
– Хватит делами от нормальной жизни закрываться, – отмахивается Маша, указывает рукой на покрытую вязаным пледом лавку и ставит в центр стола графин с вишнёвым компотом. – Сколько мы не виделись? Три месяца? А ты с тех пор, Кирюша, жутко схуд. Небось ничего не ешь, только делами своими и занимаешься.
Она добавляет что-то о безответственности больших ответственных мужчин, уходит в дом, чем-то гремя там, но звук приглушённый, он быстро тонет в шелесте листвы в саду, жужжании мошек и довольном урчании кошки. Одуряюще пахнет свежей выпечкой, окрошка в прозрачной кастрюле, как первый привет уже наступившего лета, манит.
– Ты заметил, что наступило лето? – спрашиваю и глажу вернувшуюся кошку между ушей. Она присаживается рядом, мурчит тихонько, дрожа от удовольствия, в благодарность «бодает» пушистым лбом мою руку, отдаёт мне своё тепло. Будто бы знает, как сильно я мёрзну после эмоционального перегруза.
– Незаметно оно как-то в этом году.
Кирилл жмурится на яркое солнце, и я вдруг замечаю, что у него на носу выступило несколько точек – веснушки. И правда, наступило лето, пусть и незаметно.
– Можно спросить?
– Маша работала когда-то у отца, – отвечает именно на тот вопрос, который крутился у меня с первой секунды в голове. – Ей… она одинокая, а я…
– Ты тоже одинокий? – спрашиваю тихонько и едва не задыхаюсь от глубины взгляда тёмных глаз. В них много… всего много! Будто Кирилл десять жизней прожил.
– Может быть, уже не такой и одинокий, – усмехается, а меня жаром обдаёт. – Но лирика потом, пока что не до этого.
И правда, так много дел, и они постоянно мешают, а я… я вдруг понимаю, что мне отчаянно будет его не хватать. Привыкла к нему, что ли? Ох, опасные чувства, их невозможно контролировать, и это дико пугает.
– Здесь тебе будет безопасно, – говорит Кирилл, снова давит себе на переносицу, а под глазами у него тени. – О Маше и этом доме не знает ни одна живая душа, потому отдыхай. Я всё разрулю.
Маша возвращается, осматривает нас задумчивым взглядом, и приходится усесться за стол, есть, и даже Кирилл не спорит, только то и дело на часы поглядывает, да отходит от стола, чтобы ответить на очередной звонок.
– Красивая вы пара, – говорит Маша и улыбается. Смотрит на Кирилла, в глазах появляется гордость. – Ему давно уже пора было жениться, негоже красивому мужику бобылём ходить.
Тему Маша не развивает, неудобных вопросов не задаёт, только настаивает, чтобы я ела больше, потому что худенькая.
– Тина, – зовёт Кирилл, и я радуюсь возможности выйти из-за стола. Надо прогуляться, живот уже, как барабан плотный. – Я поехал, буду на связи.
На прощание он прижимает меня к себе, целует в макушку, словно боится позволить себе большего. Я становлюсь на носочки, целую его в щёку, трусь носом о колкую щетину.
– Я так никуда не уеду, а это никуда не годится, – через силу улыбается Кирилл, и напряжением его, желанием сносит
