Кэрол Марш - Серебряная цепь
— А где твоя мать? — спросила Дана. — Я с ней еще не разговаривала.
— Они там с Артурами, собираются уезжать.
— Но ведь ты не собираешься? — вдруг встревожившись, спросила Дана. — Мы еще совсем не поговорили с тобой. Мы с Джоссом собираемся ночевать здесь и вернемся в город завтра. Почему бы тебе не остаться с нами?
— Я не могу, Дэйнс, ведь я теперь работаю. Мне надо быть в офисе завтра. — Она быстро добавила: — Но мы с Тедом можем немного задержаться и уехать вечером, хочешь?
— Мы с Тедом? Твои родители и Артуры? Ты ничего не хочешь мне рассказать? — Дана многозначительно подняла брови, и Нэнси залилась краской. — Господи, ты серьезно, ты действительно хочешь это сделать?
— Мы решили всего несколько дней назад. Было несколько неуместным говорить об этом, когда твоя бабушка умирала. Да, мы собираемся пожениться на Рождество. — Дана обняла подругу, которая улыбалась сквозь слезы счастья. — О, Дэйнс, ты будешь моей подружкой на свадьбе? Пэгги тоже будет, я хочу, чтобы вы обе были со мной.
— Конечно, дорогая. Я так счастлива за тебя и Теда! — Обе девушки были в полном восторге от помолвки Нэнси и принялись обсуждать это посреди оживленной толпы. — Господи, двое из Семерки женятся, это просто потрясающе!
— И мы всегда будем друзьями, правда?
— Всегда! — Дана радовалась за подругу, но на сердце было тяжело из-за своей тайны. Хорошо бы поделиться с Нэнси, но она не должна омрачать счастье подруги своими проблемами.
Дана улыбнулась и согласно кивнула, а Нэнси заторопилась выложить ей все новости, которыми ей казалось неудобным делиться во время болезни Маргарет. Она поверяла Дане свои планы насчет свадьбы, рассказывала о квартире, которую они с Тедом уже сняли в Бостоне, где он будет учиться на адвоката. Дана не могла сдержать горькие мысли о том, как все отличалось от ее собственной свадьбы с Маршаллом, когда все было решено и предусмотрено бабушкой и Фоулерами.
— Тодд и Джефф будут шаферами, а Питер — другом жениха, — тараторила Нэн. — Они бросили жребий, и Питер выиграл, хотя он утверждает, что проиграл. Все будет как в старые добрые времена — вся Семерка вместе.
— Замечательно, — тихо сказала Дана, подумав, что будет с ней к тому времени, как Нэнси и Тед встанут перед алтарем. Она машинально потерла живот и виновато спрятала руки за спину. — Не могу дождаться. — Она с облегчением подняла глаза, когда за спиной Нэнси возникла высокая фигура Питера Крэйна. Через плечо Нэнси он передал Дане холодный бокал чая со льдом. Нэн вынырнула из-под его руки и, подняв блюдо, медленно понесла его по направлению к редеющей толпе гостей у стола. — Не забудь избавиться от них! — крикнула ей вслед Дана и увидела, как Нэнси кивнула в ответ. — Где ты был? — она с благодарностью отпила немного из своего бокала. — Спасибо, это как раз то, что мне сейчас нужно.
— Подумал, что тебе захочется. — Питер отлично выглядел в незнакомом Дане темном костюме, очевидно, сшитом в Лондоне. Он медленно отхлебнул из своего бокала и обвел взглядом оставшихся гостей. — Замечательный вечер. Миссис Уэллес понравилось бы.
— Слава Богу, что ты здесь. — Дана глубоко вздохнула и широко улыбнулась пожилой женщине в украшенном цветами платье, которая подошла попрощаться. Она перевела взгляд на Питера после того, как величественная дама удалилась. — Она милая, они все милые, но я так устала. Хорошо было бы, если б они все сейчас разошлись. То есть, замечательно, что все пришли и так добры к нам, но я этим сыта по горло. Наверное, я порядочная сволочь, правда?
— Ты прекрасно держишься. Твоя бабушка гордилась бы тобой, — он говорил нежно, но твердо, и Дане стало полегче. Они стояли рядом, плечом к плечу, глядя на Гудзон. Неподалеку Джосс спорил со своим агентом. Подул легкий ветерок, послеполуденное солнце отражалось в реке внизу.
— Я никогда не задумывалась, насколько я полагалась на бабушку, пока не стало слишком поздно, — вслух рассуждала Дана. Ветерок развевал ее волосы и раздувал ее юбку вокруг коленей. — Она была очень сдержанной, точнее, не любила проявлять свои чувства, и всегда оказывалась правой во всем. — Дана нахмурилась, размышляя о бабушке. — Она не меняла убеждений, то есть она знала, что хорошо, а что плохо, и это всегда нас поддерживало. Она была честной, всегда честной. — Питер не говорил ни слова, и Дана продолжала: — Мне хочется когда-нибудь стать похожей на нее, когда все это закончится. Я бы хотела… я не знаю, это, наверное, звучит глупо. — Она нетерпеливо махнула рукой.
— Нет, не глупо, Дэйнс, — сказал Питер новым для нее, мягким, почти нежным голосом, каким он говорил с ней теперь, как вернулся из Оксфорда. — Я понимаю, что ты имеешь в виду, и ты права. Она была неукротимой, решительной женщиной, а это не совсем плохо в наши дни. — Он снял очки и зацепил их дужкой за край кармана пиджака. Его глаза смотрели нежно, и он казался таким беззащитным без очков. — Ты похожа на нее даже больше, чем осознаешь, ты гораздо смелее, чем сама думаешь.
— Господи, Пит, я буду по ней так скучать. — Она опустила голову, чтобы скрыть слезы. — Хорошо, что она так и не узнала о ребенке. Я не хотела, чтобы она знала, что мой брак развалился. Она не одобряла разводы. — Дана подняла голову и посмотрела прямо ему в глаза. — Я так и не сказала ей всей правды. Кое-что сохранила в секрете.
— Я думаю, она поняла бы, Дэйнс, ведь она хотела только счастья для тебя. — Питер склонил свою темную голову к ее светловолосой, и их силуэты темнели на фоне горизонта. — А ты была несчастна. — Он сказал это твердо, без вопросительной интонации, но Дана все равно кивнула. — Дорогая, теперь ты можешь рассказать мне все, что утаила от бабушки. Может, тебе станет легче, когда поделишься своей тайной с другом?
Дана кивнула, он решительно повел ее в дальний угол веранды и заслонил собой от толпы. Люди расходились. Джосс на правах хозяина целовал женщин, жал руки мужчинам, благодарил всех. Он фактически выпроваживал людей, но так обаятельно, что никто этого не замечал. Взглянув на Дану с Питером, удвоил усилия, чтобы для убитой горем дочери поскорее закончился утомительный вечер.
— Он бил меня. Каждую ночь возвращался домой пьяным, и если я не потакала ему, то бил. — Дане стало стыдно, но рассказ об унижении вырвался так же внезапно, как и признание о беременности. Питер располагал ее к откровенности.
Молча он обнял подругу, словно пытаясь защитить, и она склонила голову ему на грудь. Постояли молча, не двигаясь. Наконец, пока Питер все еще не произнес ни слова, она подняла голову и была поражена его окаменевшим бледным лицом.
— О, Питер, не принимай это так близко к сердцу. Я не первая женщина, с которой такое случилось, и теперь все уже позади, — дрожащим голосом сказала она. — Мне больше никогда не придется его видеть.
