Развод. Его холодное сердце - Дарина Королёва
— Как символично, — я подошла ближе, погладила тёмный пушок на головке сына. — Учитывая, что наш мальчик тоже объединил два мира.
— Тимур, — повторил Давид. — Тимур Давидович Шахин. В имени Тимур, кстати, есть созвучие со словом "демир" — железо. Сильное имя для сильного человека.
— Который однажды построит мосты между нашими мирами лучше, чем мы смогли? — я посмотрела на Давида, и что-то дрогнуло внутри от выражения его глаз.
— Который возьмет лучшее от обоих народов, — он улыбнулся. — Русскую душевность и турецкую страсть. Русскую широту взглядов и турецкое упорство.
Малыш вдруг улыбнулся во сне — впервые, самой настоящей улыбкой.
— Смотри! — я затаила дыхание. — Ему нравится!
— Значит, решено? — Давид осторожно коснулся губами лба сына. — Добро пожаловать в семью, Тимур Шахин.
Я смотрела на них — таких похожих, таких родных. Отец и сын. Турция и Россия. Прошлое и будущее. Все смешалось, переплелось, создавая что-то новое. Что-то прекрасное.
В эти первые дни материнства время как будто потеряло свой привычный ход. Каждый момент растягивался, наполненный новыми ощущениями, открытиями, чувствами. Я заново училась быть матерью в новом понимании — теперь уже матерью двоих детей.
ГЛАВА 48
Утром курьер привез огромный букет чайных роз — любимых цветов Айлин. К нему прилагалась записка на турецком, написанная её утончённым почерком:
"Дорогая Катя, спасибо тебе за внука. Теперь я понимаю — настоящая сила не в гордости и традициях, а в умении любить и прощать. Ты научила меня этому своим примером. Добро пожаловать в семью — теперь уже по-настоящему. Ещё раз прости меня! "
В большой коробке оказались две игрушки: традиционная турецкая кукла в национальном костюме для Маши и огромный плюшевый верблюжонок для Тимура. Маша тут же прижала куклу к груди:
— Смотри, мам, она такая красивая! Совсем как бабушка Айлин, когда надевает праздничное платье!
На дне коробки я нашла ещё один футляр — старинный, в темно-синем бархате.
Внутри оказалось роскошное изумрудное колье — тонкая работа османских ювелиров, глубокая зелень камней, словно вобравших в себя воды Босфора.
" Это колье передается в нашей семье от матери к невестке, которая родила наследника, — гласила вторая записка. — Многие поколения женщин рода Шахин носили его с гордостью. Теперь оно принадлежит тебе по праву. Я долго отказывалась это признать, но сейчас вижу — ты достойна быть частью нашей истории. Ты не просто мать наследника семьи Шахин, ты — сильная достойная женщина, без которой наш род не был бы полным."
Я осторожно коснулась прохладных камней, чувствуя, как история нескольких поколений женщин оживает под моими пальцами. Сколько судеб, сколько любовных историй хранят эти изумруды?
Я смотрела на эти подарки, и что-то теплое разливалось в груди. Может быть, Тимур действительно творит чудеса, объединяя не только страны, но и сердца?
Вечером, укладывая Тимура в кроватку, мы с Давидом случайно соприкоснулись руками. Мимолетное прикосновение, всего лишь секунда, — но словно электрический разряд пробежал от кончиков пальцев до самого сердца. Я подняла глаза и встретила его взгляд — темный, глубокий, полный невысказанного.
Его дыхание сбилось. Я видела, как напряглись мышцы на его шее, как дрогнули пальцы — он хотел прикоснуться ко мне, но сдерживался. Уважал мои границы. Ждал моего решения.
— Катья... — мое имя в его устах всегда звучало особенно, с тем неповторимым акцентом.
Между нами было не больше полуметра, но казалось будто целая пропасть прошлых обид и недоверия. И одновременно — невидимая нить, притягивающая друг к другу. Я буквально ощущала жар его тела, видела, как пульсирует венка на виске — выдавая всю силу его желания.
Он сделал почти неуловимое движение, словно хотел обнять, но остановился, сжав кулаки с такой силой, что побелели костяшки. Самоконтроль всегда был его сильной стороной.
— Спокойной ночи, — прошептала я, отступая на шаг. Не потому, что не хотела его прикосновения. Наоборот — слишком хотела. И это пугало.
— Сладких снов, — он улыбнулся, но глаза остались серьезными. Понимающими. — Я буду рядом, если понадоблюсь.
Когда за ним закрылась дверь, я прислонилась к стене, пытаясь унять дрожь в коленях. Как удивительно — после стольких лет, после всего пережитого, он все еще действует на меня так... Будто мы вернулись к началу. К первым встречам, первым прикосновениям, первым поцелуям.
Глядя на спящего сына, я часто ловила себя на мысли о том, как удивительно устроена жизнь. Ещё недавно этот маленький человечек был частью меня, а теперь он — отдельная личность, со своим характером, своей судьбой.
В его чертах я видела отражение нашей с Давидом истории — сплетение двух культур, двух миров, которые он объединил в себе так естественно, так гармонично.
Особенно остро я чувствовала это, когда Давид держал его на руках. Что-то неуловимо менялось в его лице — суровые черты смягчались, в глазах появлялась удивительная нежность. Он словно заново учился быть собой — не наследником империи Шахин, не грозным бизнесменом, а просто отцом, который без слов понимает, почему его сын плачет, и знает, как его успокоить.
Я наблюдала, как он напевает турецкие колыбельные, которые когда-то пела ему его мать, и думала — может быть, именно в такие моменты и рождается настоящая любовь? Не страстная, не требовательная, а тихая, глубокая, способная исцелять старые раны?
Маша, наша маленькая мудрая девочка, приняла брата с той естественной нежностью, которой часто не хватает взрослым. Она могла часами сидеть рядом с его кроваткой, рассказывая ему сказки — русские и турецкие вперемешку, точно как её собственная жизнь.
А вчера я случайно услышала, как она говорит с отцом:
— Папа, когда братик улыбается, он похож на тебя. А когда хмурится — на маму.
— Правда? — Давид переспросил с озорной улыбкой.
— Да! Когда вы с мамой смотрите на него, вы улыбаетесь одинаково. Значит, вы всё-таки любите друг друга, да?
Я замерла за дверью, чувствуя, как к горлу подступают слёзы. Устами младенца, как говорится...
Может быть, наш сын появился именно сейчас не случайно? Когда мы оба повзрослели, многое переосмыслили, научились ценить не внешнее, а внутреннее? Когда готовы не просто любить, а принимать друг друга со всеми недостатками?
Я смотрю, как первый снег укрывает наш сад белым покрывалом — чистым, нетронутым, как новая страница. Может быть, и нам стоит начать с чистого листа? Не забыв прошлое, но и не позволяя ему управлять будущим?
Сын спит в своей кроватке. Такой маленький, но уже такой мудрый учитель. Он показал нам, что любовь сильнее обид,
