Отчим. Куколка для Монстра - Ольга Дашкова
Молчит, смотрит вперед, на скулах играют желваки.
— Да.
— Знал и не сказал?
— Она просила этого не делать.
— Поэтому ты ее убил, чтобы не мешалась под ногами, не лезла с ребенком? Чтобы спокойно трахать меня без угрызений совести? Она была уже не нужна, не имела вес в компании и от нее ничего не зависело? Ее можно было убрать? Кто это сделал, ты или Антоша? Кто? Ты монстр! Самое настоящее чудовище!
— Дура! Мать твою, какая же ты дура, Вита! Разве не видишь, что со мной? Я люблю тебя!
Выкрикнул громко, разрывая тишину, схватил за плечи, тряхнул, заглядывая в глаза. А в его собственных глазах было столько боли и отчаяния, что мне самой захотелось сдохнуть.
Потому что я тоже люблю его.
Люблю и ненавижу.
Глава 35
Второй раз на кладбище за свою жизнь.
Плохая я дочь, если за все это время не пришла к отцу. Но сегодня было другое событие — похороны Инны.
Солнце светило так ярко, что если не смотреть на термометр, то казалось, что за окном весна. Но нет, холод был адский, ресницы покрывались инеем, все кутались в шубы и шарфы, народу собралось достаточно.
А я считала, что у мамы — да, мамы, как мне еще называть ту женщину, которая воспитывала, как умела? — подруг и знакомых нет совсем. Но оказывается, они были, и я о них не знала. После церемонии отпевания невинно убиенной рабы божьей Инны была прощальная панихида; замерзшая в камень земля, брошенная в открытую могилу, ударялась о крышку гроба так, что холодело и замирало сердце.
Не могла на это смотреть, отошла в сторону, стоя у подножия памятника отцу, который был просто в виде большого осколка черного гранита, дала волю слезам. Они обжигали щеки, как и морозный февральский воздух легкие. Доктор сказал беречься, но разве это возможно?
— Не вышло из твоей дочери балерины, папа, совсем не вышло. И письмо я твое нашла, там ты написал, кто моя мама настоящая, но даже фотографии не оставил.
И тут меня как током ударило, повернулась налево, вытерла слезы варежкой. Недалеко стоял такой же кусок гранита, только белого цвета. Не мог папа лежать без своей Любви. Почти на ватных ногах, переступая цепь ограды, по сугробам пробралась к камню, упала на колени, начала расчищать под собой снег, добираясь до надгробия.
Любовь Михайловна Вересова, дата рождения, дата смерти и надпись всего в несколько слов: «Я всегда буду рядом…»
Это папа, только он так мог сказать, всегда так мне говорил, когда я куда-то уезжала или боялась что-то сделать. Господи, ей всего двадцать два года было, и дата смерти — это дата моего рождения. Вот только странно, что фамилия у нее другая.
Нервы сорвало окончательно, все три дня, что меня прессовали следователи, держалась как каменная, стояла на своем, говорила только при адвокатах, хотя и понимала, что ни в чем не виновна. Выдвигала свои версии, кто мог быть причастен к гибели Инны, имя Антон Горн звучало из моих уст сотни раз, потому что он чертов псих и орал на весь дом, что всех нас ненавидит и убьет.
А сейчас накрыло, да так, что согнулась, зажимая рот варежкой, и просто начала выть, оплакивая свою настоящую мать, которую я не знала. Никто ко мне не подошел, не спросил, чем я занята, а немного погодя, когда уже ноги начали неметь от холода, начала очищать надгробие дальше.
Нашла выгравированный на камне образ молодой девушки, она улыбалась, волосы развевал ветер, глаза огромные, она была похожа на меня.
— Вита, нам пора. — Дмитрий, лишь он подошел. — Вита.
— Ты знал? — спросила чуть слышно, но он понял:
— Да.
— Снова знал и не сказал? Что ты за сука такая, Горн?
— Идем, ты можешь простыть. Вставай, мы потом сюда приедем, я обещаю.
Слишком слаба была, чтобы сопротивляться, кое-как поднялась, Дмитрий взял за руку, сжал ладонь, повел к выходу. Оказывается, церемония закончилась, я обернулась, рядом с двумя камнями, черным и белым, возвышался курган, застеленный красными живыми розами. Накатила тошнота, но тут же прошло.
— Что? Что опять? Ты хочешь словить здесь рецидивы, чтобы тебя уже не вытащили?
Пронзительный взгляд холодных зеленых глаз, от Горна веет таким же могильным холодом, как и от кладбища, но ладонь горячая, чувствую это через его перчатку и свою варежку.
— Обещай мне, что никогда, никогда в жизни не подаришь мне красных роз.
— Обещаю, идем.
У нас очень странные отношения, Горн признался в любви при Вальтере, тот при этом покачал головой, мол, это плохо, очень плохо, хозяин, а я пережила второе потрясение. Разве он умеет любить? Он демон, чудовище, он сам Дракула во плоти… или я сама его таким себе придумала? Какую злую шутку со мной сыграло подсознание?
Он не требовал ответа, ему он был не нужен. Дмитрий просто тогда сжал мою шею пальцами, дернул на себя, впился в губы и сразу отпустил.
Клеймо любимой женщины демона было поставлено.
Аминь.
Я не сказала ему о найденном письме и завещании, хочу видеть, что он предпримет дальше, это как наступать самой себе на горло, ждать предательства и удара ножом в спину. Но Инну кто-то убил, может, непреднамеренно, случайно столкнул с лестницы, там такой скользкий каменный пол, о который действительно можно разбить череп и размазать мозги.
Полиция побывала в каждом углу и заглянула под каждый плинтус, допрашивала всех по очереди не раз, забрала все записи с камер наблюдения. Не знаю, к какому выводу они пришли, но меня так, как было вначале, больше не прессовали.
— Что сейчас?
— Поминки, они будут дома, только самые близкие.
Дмитрий говорил тихо, в салоне «линкольна» было тепло, он закурил, приоткрыв окно, было заметно, как дрожат его пальцы, это меня остановило от новых порций упреков. В том, что не рассказал всю правду обо мне, о матери, что Инна таковой не являлась.
— Не рекомендую так много курить. — Вальтер, как всегда, дал дельный совет, который у него не спрашивали.
— Да, а то помрешь раньше положенного времени. Хотя я вот не знаю, кому какое положено время. Инна тоже не знала, матерью хотела стать настоящей, родить тебе ребенка, но ты сопротивлялся. Что так, Дима? Почему?
— Вита, прекрати.
— Ты постоянно затыкаешь мне рот и ей затыкал. Мать из нее, я скажу, такая себе, поверь мне, но, черт, о покойниках либо хорошо, либо вообще никак, верно,
