Головная боль генерала Калугина, или Гусь и Ляля - Наталия Романова
Вот только хорошо не было, отлично тоже не получилось.
После целого дня проведённого в Воронеже, прогулок, бесконечных объятий, поцелуев, ночи любви, Ляля проснулась от назойливого звонка телефона Вити.
– Да, – потирая заспанные глаза, ответил он. – Есть вернуться в расположение, – после гаркающего голоса в трубке ответил ровным тоном.
– Что, Лялька, откладывается наш отпуск…
– В каком смысле?
– В прямом. Через три часа необходимо быть на аэродроме, куда направляют не знаю, как только ситуация прояснится, напишу.
– Разве так можно? У тебя отпуск! – искренне возмутилась Ляля.
Законы она отлично знала. В случае крайней служебной необходимости военнослужащий может быть отозван из отпуска по решению должностного лица от командующего объединением, ему равного и выше, являющегося его прямым начальником.
И какая, интересно, знать «крайняя необходимость» возникла в капитане Бисарове, обладателе не такой уж редкой военной специальности?
Какая необходимость – Ляля не знала, а вот лицо, равное командующему объединением, и выше, являющегося его прямым начальником, очень хорошо себе представляла! В красках!
– Знаешь, что?! – кипятилась Ляля, помогая Вите собирать рюкзак, который толком и не разобрали вчера. – Я сегодня же отправлюсь к отцу и всё ему скажу! Я всем им устрою! Игнату тоже мало не покажется! Со всеми переругаюсь, ото всех уйду, если они так… так…
Слов найти не получалось, душила обида за капитана Бисарова, которому не позволили отдохнуть хотя бы неделю, за себя. За весь мир обидно было!
– Не-не-не, – твёрдо отрезал Витя, – чтобы я разговоров про «переругаюсь» не слышал. Поняла меня? Я – военный, такая у меня работа, что могут в любое время сорвать и отправить в любую точку мира, о которой, возможно, я и не слышал. И я – мужик. Ни один мужик мира не стоит того, чтобы ради него жертвовали, всё равно чем. Деньгами, временем, увлечениями, работой, хорошим отношением с близкими, тем более с родителями. Ради детей, согласен, стоит жертвовать чем-то, ради мужика – никогда.
Ляля посмотрела на хмурого Виктора, вспомнила то, что он рассказывал о своей семье. О матери, которая безумно, до самозабвения, любила отца, тем самым изуродовала детство единственному сыну. Отец, естественно, тоже… только у каждого своя ответственность, мама маленького Вити со своей не справилась.
– Ляль, поняла? – повторил он вопрос. – Не смей ругаться с отцом, он взрослый мужик, знает, что делает и зачем.
– Он – самодур! – буркнула Ляля.
– И пусть, – кивнул Витя. – Но этот самодур любит тебя, я люблю тебя, ты любишь нас обоих и разрывать своё сердечко, жертвовать им не станешь. Хорошо?
– Хорошо, – заплакала Ляля.
Она проплакала ещё какое-то время, потом всё-таки собралась с силами, успокоилась, твёрдо пообещала своему капитану, что обязательно справится с разлукой. Вернётся домой, будет ждать, работать, учиться готовить окрошку по семейному рецепту Бисаровых, хвастаться ноготками подружкам и готовиться к свадьбе. И ключи от квартиры Вити, конечно же, возьмёт.
Вскоре Ляля переступила порог своей квартиры на Патриках. С огромным трудом, титаническими усилиями удержала себя от поездки в отчий дом. Не устроила армагеддон в кабинете конкретного генерала, вернее, двух генералов. Вояк деревянных, со своими представлениями о жизни, со следами фуражки через весь головной мозг!
Не успела переобуться в тапочки, как раздался звонок, Ляля посмотрела на экран камеры и открыла дверь молодому человеку в форме курьера.
Той ночью она засыпала в обнимку с двухметровой игрушкой-комфортером, Гусем Обнимусем, потому что любила обниматься. Кинестетик – это вроде так называется…
Перечитывала сообщение:
«Нашёл себе замену. Не скучай, Лялька!»
И смотрела мультфильм «Котёнок с улицы Люзюкова», твёрдо решив не изменять себе ни при каких обстоятельствах.
Глава 24
– … там идти всего-то шесть километров, ну хорошо, восемь, – Славка выразительно посмотрела на Лялю, погружённую в свои мысли. – Нагой-Кош – фильдеперсовое место для свадебной фотосессии! Туда пятилетних детей водят, Гусь тебя вообще на руках отнесёт. Ладно! Просто сделаем фотографии на скале Утюг, и будет тебе счастье. Обычная смотровая площадка, жалкие пятьсот метров. Можно подумать, я тебе Джангитау предлагаю покорить… Вот если бы я выходила замуж, я с парашютом бы прыгнула или под водой забацала свадьбу… или на Белухе, да хоть на Эльбрусе, хотя туда только ленивый сейчас не поднялся.
– Вот будешь выходить замуж, тогда поднимешься на Эльбрус и прыгнешь с парашютом, а моя свадьба будет в Москве, – спокойно ответила Ляля, устав возражать.
Вообще-то Ляля уже распланировала торжество, как и обещала Вите. Всё, от выездной церемонии до банкетного зала и наряда молодых. Не было только точной даты, всё решится, когда он вернётся. Пока же она много работала, очень много, чтобы хоть как-то заглушить образовавшуюся в груди дыру, которая, впрочем, потихонечку затягивалась.
Ляля привыкала ждать – это оказалось невыносимо тяжело, но удивительное дело, гены потомственной жены военного потихонечку просыпались в ней. Она продолжала вести привычную жизнь, лишь на периферии постоянно ощущая боль, нехватку кислорода, будто дышала вполсилы.
– Точно! – воскликнула Слава. – Вингсьют!
– Что это? – опешила Ляля, уставившись на сестру, уж слишком громко та воскликнула, Архимед с его ставшей притчей во языцех «Эврикой!» звучал тише.
– Специальный костюм для бейсджампинга, с крыльями. Одевают и прыгают, ловят поток воздуха и… В общем – идеальная свадьба!
– Слав, ты ненормальная, – Ляля с улыбкой посмотрела на сестру. – Тебе говорили это?
– Сегодня примерно три раза, вчера – пять или пятнадцать. А! Тридцать шесть! – кривляясь, ответила та.
– Валерия, – услышала Ляля за своей спиной. – Владислава, посадка через двадцать минут, пожалуйста, пристегнитесь.
Ляля почувствовала острое чувство дежавю, несколько месяцев назад было то же самое, в том же самом самолёте, с теми же самыми людьми. И летели они на ту же самую военную базу в чужой, бесконечно воюющей стране.
Покажется безумием на первый взгляд, на второй тоже, да и на третий, но Ляля не видела ничего безумного. Она делала то, что должна была делать. Сопровождала гуманитарный груз. Кому как не ей, увидевшей воочию, насколько люди этого региона нуждаются в самых элементарных, базовых вещах, оказывать помощь?
Отец грозил всеми возможными карами, святая инквизиция позавидовала бы пылу генерала, но Ляля настояла на своём – она сама, лично, будет сопровождать груз столько раз, сколько понадобится, пока Лена не сможет вернуться к обязанностям руководителя гуманитарного фонда «Надежда».
Ляля вовсе не сошла с ума, как могло показаться. Она не собиралась выбираться за пределы базы, рисковать, как в прошлый раз, что твёрдо пообещала всем домочадцам, но сдать груз
