Две секунды после - Ксения Ладунка
— Думаешь, я остался прежним? Ни хрена!
Я понимаю, что он преследует меня и, увидев впереди уборную, направляюсь к ней.
— Решила, после всего, что ты сделала, я хотел вернуться к тебе? Нет! Ведь если бы ты захотела умереть, что оставалось бы мне? Что бы я делал, если б ты умерла?! Проще было тебя не любить!
Всхлипнув, я дергаю ручку туалета в надежде, что там не занято. Дверь открывается, и я забегаю внутрь, скорее защелкивая замок.
Том налетает на дверь и со всей силы бьет в нее так, что я вздрагиваю.
— Я страдал, Белинда! Я страдал, потому что любил тебя, черт возьми! — Он вновь бьет кулаком в дверь. — Но я не хотел тебя любить! Я хотел забыть тебя, и у меня почти получилось! Если бы нам снова не пришлось находиться рядом… Если бы тебя не было здесь, я бы все забыл, но… Но мы снова встретились, и мои чувства вернулись.
Прислонившись спиной к двери, я тихо плачу. Немыслимо, что он, действительно, предал меня.
— Да, я пообещал твоему отцу не приближаться к тебе, но только потому, что сам этого хотел. Правда в том, что я хотел забыть тебя. Но не выбирал между тобой и работой.
Наступает длительная тишина, но я чувствую, что Том по-прежнему за дверью.
— Уходи, — говорю, обращаясь к двери.
— Мне больно тебя любить, — сквозь сжатые зубы выдавливает Том. — Мне больно, понятно? После тебя я груда костей.
— Отлично. Значит, закончим это навсегда, — через боль шепчу я.
Том обессиленно бьет в дверь и спустя мгновение уходит. Тишина от его отсутствия режет слух. Я скатываюсь по двери на пол и обнимаю себя за колени.
Как я могла быть такой дурой? Как я могла…
Глава 17
Из-за двери раздается встревоженный голос:
— Белинда?
Я вздрагиваю, понимая, что это отец.
— Детка, ты в порядке?
Стерев слезы со щек, резко вскакиваю на ноги.
— Да, пап, да. Все хорошо. Я умываюсь.
— Мы можем поговорить об этом, если хочешь.
Я отрицательно мотаю головой, как будто он может это увидеть, и сдерживаю всхлип.
— Нет, все нормально. Я справлюсь.
— Ладно.
Открыв воду и умывшись, выхожу наружу, потому что чувствую — отец ждет меня в коридоре.
— Белинда, у нас встреча с адвокатом.
Я киваю, чтобы не обидеть его. На самом деле мне плевать, что у нас сейчас. Мне абсолютно все равно, что делать, главное только — не думать о Томе.
Когда мы приходим в номер к отцу, нас уже ждут. Папа и команда адвокатов принимаются обсуждать ход дела. Я поражаюсь, как спокоен отец. Конечно, для него ничего не изменилось — он все знал уже давно. Это только для меня их «договор» — открытие.
Мне с трудом удается включиться в процесс. Из изученной записи допроса Тома мы знаем, что он рассказал все. В отличие от меня или папы, он не стал ничего скрывать и не пытался показаться в лучшем свете. Рассказал, что я наркоманка, что мама бьет меня, и он своими глазами видел мое окровавленное лицо после драки. Не стал отрицать, что мой отец все знал. И сблизились мы на фоне моей зависимости. Признался, что расстались, а сейчас только изображаем отношения, чтобы успокоить скандал.
Еще Том подтвердил, что много пьет и страдает биполярным расстройством. Он утверждал, что ни в чем не виноват, а потому ему нечего скрывать.
— В свете наших последних планов все, что Том сказал, играет нам на руку, — говорит адвокат.
Папа кивает и обращается ко мне:
— Мы кое-что придумали. Это может сработать, если у нас получится правильно разыграть карты.
Нахмурившись, я прошу рассказать подробнее. Папа открывает на телефоне свою почту и находит какое-то письмо.
— Мы попросили агентство, которое отвечает за охрану нашего дома в Окленде, поискать что-нибудь подозрительное, связанное с твоей матерью. Вот что они прислали.
На экране появляется тусклое видео нашего двора, снятое камерой видеонаблюдения. Я вижу дату — прошлое лето. На парковку дома въезжает мамина машина. Я сглатываю, покрываясь холодным потом. Сердце замирает от осознания того, что я сейчас увижу. Мама выпрыгивает с водительского сидения, хлопая дверью. Открывает заднюю и лезет внутрь салона, с силой вытаскивая меня наружу. Я никакая, вусмерть пьяная, под кайфом и в грязи. Звука нет, но видно, что мы с ней кричим друг на друга.
Я судорожно вздыхаю и сжимаю кулаки, пытаясь сдержать эмоции. На видео я плачу и падаю на землю, мама начинает тянуть меня за волосы. Пытаюсь глубоко и ровно дышать, справляясь с удушающим чувством несправедливости и злости. Поверить не могу, что она позволяла себе такое, а я считала это нормой.
Видео обрывается, когда мать затаскивает меня в дом.
— Мы хотим использовать это, — говорит папа. — Если ты не против.
В голове за секунду пролетает миллион мыслей. Я понимаю, что обнародовать это видео — значит, снова подставить себя под удар. Для чего? Ради помощи Тому. Должна ли я после всего помогать ему? Хочу ли я этого? Отец прерывает мое затянувшееся молчание:
— Если ты против, мы забудем про это видео.
Я понимаю, что вряд ли хочу помогать ему. Но я не предатель. Я не буду подставлять его, резко выходя из игры. Будет честно добиться оправдания, потому что Том ни в чем не виноват. Поэтому медленно говорю:
— Я согласна. Мы можем подать на нее в суд в ответ. Или предоставить видео как доказательство ее невменяемости.
— У нас немного другой план.
Я смотрю на отца, потом на адвоката, молча требуя объяснений.
— Для нас лучше всего, чтобы дело закрыли, не начиная разбирательств, — говорит папа. — Хорошо, если дело не дойдет до суда. Мы не можем быть уверены в беспристрастности присяжных.
— И что вы хотите? — Я хмурюсь.
— Хотим, чтобы Линда отказалась от своих показаний.
Я долго разглядываю всех находящихся в комнате, соображая.
— Если ты хочешь этого, то придется заплатить ей целое состояние.
— Именно поэтому мы будем использовать видео. Назначим встречу ей и ее адвокатам, выдвинем свои условия и покажем запись. Если они не хотят, чтобы оно стало достоянием полиции, то согласятся на наше предложение — отозвать ее заявление взамен на ежемесячные выплаты.
Слушая отца, я нервно щелкаю пальцами. План был бы идеальный, если