Обожженные изменой. Право на семью - Виктория Борисовна Волкова
- Пригнись! – орет Борька, накрывая меня собой.
Но убийцы проезжают чуть дальше и, поравнявшись с черным мерсом из нашего кортежа, открывают огонь.
- Твою мать! – кричит Сохнов, доставая из кобуры пистолет. Открыв окно, стреляет по колесам. И кажется попадает в Тойоту. Она теряет управление и въезжает в столб.
- Ты как? – встряхивает меня брат.
- Н-нормально, - лязгаю зубами от страха.
Глава 38
- Из машины не выходить! – холодно велит брат, а сам кидается к перевернутой Тойоте
Киваю ему глупым болванчиком. Сердце бьется как ненормальное. Если бы не Борька, я бы сейчас ехала в черном мерсе и в меня бы стреляли.
В меня?! В нас…
От охватившего ужаса обнимаю живот обеими руками и сгибаюсь в пополам. Кто хочет убить меня и зачем? Это какая-то ошибка. Я же никому ничего плохого не сделала. А чтобы покушаться на две жизни сразу нужны веские основания.
«Мальчик мой родненький, никому не позволю тебе навредить. Я с тобой. Всегда рядом. Все будет хорошо, мой любимый», - всхлипываю в отчаянии.
Рядом на кожаном сидении дребезжит сотовый. Делаю глубокий вздох. Утираю глаза и только потом отвечаю.
- Да, Степ…
- Ты едешь ко мне, Ирочка? – рокочет он в трубку. Радостный, нетерпеливый.
- Степа, в нас стреляли! – реву в трубку. – Я боюсь!
- Что? – в ужасе хрипло переспрашивает Криницкий.
- Ты слышишь, что я говорю! – срываюсь на крик.
- Слышу, Ирочка. Слышу. Ты где сейчас? С тобой все в порядке? Ты не ранена? – сыплет вопросами.
- Со мной все порядке, - докладываю сбивчиво. - Я в машине. Одна. Боря с Сохновым всех повязали… - выглядываю в лобовое стекло. Брат уже кому-то звонит, орет в трубку, а Петр Васильевич застегивает наручники и пинает ботинком в бок лысого. Того самого, что стрелял.
- Я понял. Из машины не выходи, - велит мне Степан и отключается. Нормальный поворот? И приказы такие же, как и у моего брата.
«Никуда я не пойду. У Борьки Крузак бронированный. Ему папа свой отдал когда-то», - вздыхаю я и снова выглядываю в лобовое.
На обочине, уткнувшись лицом в грязь, лежат связанные отморозки.
«Кто они? На кого работают?» - думаю в ужасе. Если разобраться, кто-то решил отправить меня к праотцам и нанял киллеров. А у них ничего даже в душе не шевельнулось. Легкие деньги.
Сохнов с Борькой стоят чуть в стороне. Разговаривают медленно, даже чуть лениво. Перетирают. Но вот Петр Васильевич достает из карман сотовый. Внимательно смотрит на Борькин Крузак, словно пытается там увидеть меня.
«Почему же он сразу Степану не позвонил?» - Ежусь от хмурого взгляда.
Сохнов докладывает четко, по военному, а потом что-то предлагает Борьке. Тот через плечо огрызается, видимо матерится. И бежит к машине.
- Ты как? – распахивает дверцу с моей стороны. – Тебе врач нужен?
- Нет, все в порядке, - блею я.- Просто испугалась, - тянусь к брату. – Это же меня убить хотели? Боря?! – реву, прижимаясь к холодной куртке.
- Глупости, Иришка, - обхватывает мою голову брат. Наспех целует в висок. – Это отморозки какие-то… просто перепутали, - объясняет как маленькой и тянется за пиликающем телефоном. – Зорин. Слушаю, - рявкает по-военному. – А-а, ты… - тянет, садясь за руль. Не отрывая трубку от уха, заводит двигатель. – Нет, с ней все в порядке, - рычит раздраженно, видимо с Криницким разговаривает и отрезает упрямо. – Нет. Мне здесь делать нечего. Я местную управу на крыло поставил. И увожу Иру в Москву.
- Как? Зачем? Не имеешь права! – вскрикиваю от отчаяния. Видимо, Степан тоже негодует. И тогда мой брат переводит разговор на громкую связь.
- Послушайте меня, голуби шизокрылые. Злой дядя Боря вам сейчас объяснит. Кто и зачем обстрелял кортеж, мы не знаем. Поэтому мальчик Степа будет разбираться в этой мутной истории, а девочка Ира вернется в Москву, где я смогу ей обеспечить нормальную защиту. Через месяц встретитесь, поцелуетесь, - злится брат, агрессивно направляя Крузак на широкую центральную улицу.
- Ты же сам говорил! – кричу как раненая. – Мы так не договаривались… - и осекаюсь, услышав спокойный размеренный голос Степана.
- Ирочка, пожалуйста, не нервничай. Как не противно признавать, Зорро сейчас прав. Может, это на Петьку напали его вражины, может кто с катушек слетел, перепутал. Но мы не можем сейчас поступать легкомысленно, - тщательно подбирает слова Криницкий. – Я люблю тебя! - кричит по громкой связи к явному неудовольствию моего брата.
- Я тебя тоже! – только и могу выдохнуть. Слезы бегут по щекам. Размазываю их и реву. Нет, не так я представляла сегодняшний день. Совсем не так.
– Месяц пролетит быстро, - отрезает он, выезжая на трассу. - А за это время Ира пройдет обследование после стресса, а господин Белов, - делает ударение на втором слове брат, - поиграет в детектива. Все ясно, дети мои?
- Предельно, - рычит на весь салон Степан и добавляет мягко. – Ирочка, вечером по видеосвязи поговорим.
- Да, Степа, - всхлипываю в голос. – Я люблю тебя.
- Я тебя тоже, малыш, - выдыхает Степан. – Больше жизни люблю, Ира!
- Все, конец связи, - отключает сотовый Борька. Резко перестраивается в левый ряд. Истошно сигналят машины, но брат лишь морщится недовольно. – Да пошли вы…
- Подожди, - охаю я. – Мы же вещи в том доме забыли.
- Там что-то важное? Портрет Степана Александровича в золотой оправе? – строго смотрит на меня в зеркало заднего вида.
- Нет. Просто вещи. Спортивный костюм, жилетка, два платья… косметика…
- Ну может потом хозяева вышлют. А если нет, новое купишь, - бухтит брат и добавляет предельно серьезно. – Дорогой минимум пит-стопов, систер.
- Да, хорошо, - стараюсь сдержаться и не заорать.
Прикрываю глаза, полные слез. Стискиваю пальцы. Ну кому ты врешь, Боря? Кому? Неужели и так непонятно, почему ты как сумасшедший гонишь в Москву. И почему Степа согласился на все твои доводы.
Стреляли в меня!
Кто и зачем, Криницкий
