Обожженные изменой. Право на семью - Виктория Борисовна Волкова
- Крутой поворот, - изумленно крякает Сохнов. - А ты боевая девчонка, Ира, - тянет лениво. Видимо взвешивает все «за» и «против» моего решения. – Отлично придумано, - выдыхает довольно. И я четко замечаю тот момент, когда обычное вежливо отношение ко мне сменяется уважением и восхищением.
Глава 36
-- Ты понимаешь, что он уголовник? Бандит! - сверлит меня злым взглядом брат. - Да будь моя воля, - сжимает кулаки в ярости.
-- Он говорит, что его подставили, - пытаюсь пресечь Борькин поток красноречия.
-- Они все говорят, Ира, - в сердцах роняет брат и добавляет, не скрывая презрения.- Еще ни один не сказал, что сам дурак. У всех кто-то виноват.
-- Я знаю, - в упор смотрю на брата.- Но Степану я верю. Я люблю его , - признаюсь как на духу. И заметив обалделые лица родственников, уже жалею о сказанном.
– Любишь? – вскидывается брат. Подскакивает из-за стола. Начинает нервно ходить по гостиной люкса.- Да на фиг такую любовь, Ира! Свет клином сошелся, что ли? Нашла добренького разбойника. Да никуда ты не поедешь! Хрен я тебя отпущу.
– Почему? Да как ты смеешь?! - охаю в ужасе. На глаза тут же наворачиваются слезы. Неужели брат лишит меня моей собственной семьи? По какому праву?
– Поживешь дома месяц, - машет Борька рукой. Ему плевать на мои слезы.
– Тебе карьера же важнее!- вскрикиваю в голос.
– Прикинь! - нагло ухмыляется криво брат. - Я ее не для того строил, чтобы этот гад мне все поломал. Наверное, в этом его месть состоит. Он обещал поквитаться… А ты, дура, веришь каждому слову. Я же не прошу тебя совсем от него отказаться. Но месяц-то потерпеть можно? Папа, ну хоть ты ей скажи! Она должна…
– Угомонись, Боря, - устало роняет отец. - Вы - взрослые дети и сами давно принимаете решения. И мы с вашей мамой тоже сами решали. Я часто думал и думаю, если бы я тогда не пустил Нину в командировку, мы так и жили бы вместе? Старились. Сидели бы сейчас за одним столом… и как бы сложилась жизнь каждого из нас, будь она рядом?
Губы отца сжимаются в тонкую складку, пальцы до белых костяшек стискивают вилку. А на глаза наворачиваются слезы. У всех нас. Борька отворачивается к окну, папа поднимает лицо к потолку. И лишь я одна не стыжусь слез. Мне можно. Это мужчины не плачут, а все в себе держат. И как живут с этим?
Со всех ног кидаюсь к отцу. Обнимаю. Реву как маленькая девочка. Замечаю сквозь слезы, как широкая ладонь брата ложится на папино плечо. Крепкие Борькины пальцы сжимаются на автомате. А папина ладонь накрывает их сверху.
– Ну-ну, дети, - силится улыбнуться он. - Лучше присесть, - ведет меня к дивану. - Боря,- взмахом руки приглашает сесть рядом.
Брат неохотно опускается с другой стороны. Морщится. Но я не обращаю на него никакого внимания. Дурак! Самый настоящий дурак!
– Мы с вашей мамой, - продолжает отец и я очень рада, что этот вечер мы проводим сами. Без Маруси. Она приболела и осталась дома. А у нас появился шанс поговорить о маме. Просто повспоминать. Услышать какой она была.
– Мы с ней всегда руководствовались долгом,- тихо продолжает отец. - А надо было любовью. Нам тогда казалось, что мы должны дать вам все самое лучшее: образование, воспитание. А все остальное обязательно приложится. Вот и старались, хотя на дворе были долбанные девяностые. И многие вообще непонятно на что жили. Перебивались с хлеба на воду, жарили луковые котлеты. Работы ни у кого не было. А у нас была. Хорошая высокооплачиваемая работа. И мы с Ниной гребли во все лопатки. Командировки, подработки. Боре надо поступать… Ире нужна хорошая гувернантка. А на самом деле, это же все напускное, ребят. Ни фига оно не важно.
– Пап, - влезает Борька. Но чтобы он сейчас не сказал, все лишнее. Абсолютно все.
– Погоди, Бо, - останавливает его отец. - Тогда нам казалось, что другого пути нет и иначе не выжить. Но прошли годы. Я вот сейчас смотрю по сторонам. На тех людей, что жили по соседству. Никто не умер тогда. Все как-то выжили, сохранили семьи, дали детям образование. И у всех все устроилось. Только мы остались без Нины…
– Пап, тут спорно, - трет затылок брат. – И я не понимаю, какое отношение наша трагедия имеет к Ире и к Криницкому. Можно же месяц отдельно пожить! Не сейчас туда переться, когда под окнами журналюги дежурят и перевирают каждое слово.
– И что мне теперь, в монастырь податься?- вскрикиваю я и вылетаю из комнаты в ванную. Открываю программу. Захожу в чат. И сразу натыкаюсь взглядом на зеленую звездочку. Степа в он-лайн.
"Привет, - печатаю я. - Как дела?"
"Говорят, ты ко мне собираешься?- отвечает Степан и присылает кучу смеющихся смайликов. - Так вот. Я ничего делать не могу. Тебя жду. Мои юристы уже подготовили ходатайство. Будешь за тяжело больным женихом ухаживать!"
"Обязательно буду"- улыбаюсь сквозь слезы.
"Утром выезжай, - велит мне Степан. - И попроси, чтобы отец или Зорро остались с тобой на ночь".
"Так все серьезно?"
"Нет, нормально все, Ирочка. Все под контролем. Просто зачем тебе одной куковать? С родней веселее".
"Особенно с моим братом", - усмехаюсь кисло и машинально прислушиваюсь к разговору в комнате.
- Если двое людей любят друг друга и хотят быть вместе, какие нафиг призывы к долгу? Кому они должны и что? Кому будет лучше? Тебе? - выдыхает отец яростно. - А если с Иркой что-то случится? Ты простишь себе? А мне как в глаза смотреть будешь?
– Пап, да я не понимаю…Ну кому она нужна?
– Как твоя сестра и моя дочь, наверное, никому, - цедит раздраженно отец. - Только ты забыл маленький такой нюанс. Ира - любимая женщина Криницкого, носит его ребенка. И как бы пафосно не звучало, но их малыш – будущий наследник империи. Ты думаешь, почему Степан бросил на охрану твоей сестры все силы.
– Сохнов…
– Ну недаром же он сам
