Сердце Гудвина - Ида Мартин
– Жаль, что мы его не догнали, – сказал Кирилл, когда я закончила, остановившись на Ире и ее прабабушке. – Неплохо было бы его проучить.
– За что?
– За то, что плюнул в вас.
– Ну а все остальное? Что ты об этом думаешь? Предчувствия, знаки, видения?
– Просто научись с этим жить, вот и все. Моя мама после отита оглохла на одно ухо. Сначала сильно расстраивалась, а теперь говорит, что ей даже нравится. Когда она не хочет что-то слышать, то просто разворачивается к источнику звука неслышащим ухом.
– Значит, ты мне веришь?
– Я верю во все, во что веришь ты.
Я чуть не подавилась глотком кофе.
– Звучит так, будто ты делаешь мне одолжение.
– Совсем нет. Но я люблю тебя и принимаю все твое как свое.
Говорил Кирилл мягко, а выглядел невозмутимо. Ему ничего не стоило твердить мне о своей любви по несколько раз в день, а кому-то для одного признания требовался фейковый аккаунт и бессонные ночи.
– Но как ты можешь сомневаться после того, что сейчас случилось?
– А что такого случилось?
– Мы провалились во времени и не смогли догнать Фламинго.
В кафе зашла компания шумных пацанов, и Мартов недобро покосился на них.
– Ощущение времени относительно – это известный факт. Мы были увлечены. Ну а то, что не смогли догнать… Не знаю. Наверное, для него это знакомый маршрут, а мы подолгу его высматривали.
Его слова звучали обидно.
– Я тебе рассказала свою самую большую тайну, а ты обесцениваешь все, что для меня так важно. Мог хотя бы притвориться или подыграть. Ты, Мартов, как локомотив – прешь только прямо и по рельсам, не в состоянии понять, что дороги бывают разные.
– Я же сказал, что готов верить во все, во что попросишь. Хочешь, пойдем и продолжим искать этого розового чудака?
– Где мы будем его искать? – Я вздохнула. – Лучше поехали домой.
Я поднялась, чтобы перед уходом зайти в туалет, но он тоже вскочил.
– Я с тобой.
– В туалет?
– Нет, пройдусь просто.
В этот момент к нам подошла официантка, и, пока он отвлекся на счет, я отправилась в туалет «без охраны». Было ясно, что Мартов задергался из-за шумной компании, те уже несколько раз оборачивались и смотрели на меня, но после его обидного недоверия мне захотелось позлить его так, чтобы он перестал выпячивать свою рассудительность и разумность.
Я нарочно обошла столики, сделав больший крюк, чем требовалось, чтобы парни из компании получше меня разглядели, а в том, что они смотрят, я не сомневалась.
У Мартова была удивительная способность – сначала делать все, чтобы мне понравиться, говорить и вести себя так, что я начинала задаваться вопросом, почему мы не вместе, но потом резко – одним словом или поступком – обрубить едва установившуюся связь.
На выходе из туалета я столкнулась с двумя ребятами из той компании. Выглядели они не агрессивно, одеты хорошо, лица на твердые семерку и восьмерку, а когда посторонились, пропуская меня, приветливо разулыбались.
– Классное платье, – сказал тот, которого я оценила на восьмерку.
У него была шикарная белозубая улыбка и очень яркие синие глаза. И если бы не шрам, пересекающий левую половину лица, возможно, он дотянул бы и до девятки.
Я улыбнулась в ответ, но прошла мимо, ничего не сказав.
– Погоди, – окликнул вдруг он, когда я уже почти вышла в зал, – давай сфоткаемся!
– Что? – Предложение прозвучало очень неожиданно, и я замялась, но парень уже сунул своему другу телефон и шел ко мне.
– Просто фотка, ничего такого. Представь, что ты звезда, а мы твои фанаты и случайно встретили тебя в туалете богом забытого кафе.
Второй парень саркастически усмехнулся, но приготовился снимать.
– Ты очень красивая, – парень со шрамом запросто опустил мне руку на плечо и развернул к камере. – Все, давай, улыбайся. Мне для коллекции надо.
– Какой еще коллекции?
– Коллекции экзотических экземпляров редкой красоты! – Его рука переместилась на талию. – Ты меня, кстати, в свою тоже можешь добавить. Давай, Котик, снимай!
– Да снял уже сто раз, – отозвался тот, посмеиваясь.
– Вот и отлично, тогда дай мне свои контакты, чтобы я тебе фотку скинул.
Простота его обескураживала, и я уже было поддалась на это наглое обаяние, собираясь сообщить ему адрес своей странички в ВК, как за нашими спинами угрюмой тенью с моим плащом в руках возник Мартов.
– Алиса, идем!
– Алиса? Прикольно, – парень со шрамом ничуть не смутился, – у меня кошку так зовут.
– А у меня голосового помощника, – добавил его приятель.
– Идем, – игнорируя их веселую болтовню, упрямо повторил Мартов.
Из-за этого командного тона я почувствовала неловкость. Словно только ему решать, с кем мне разговаривать или фотографироваться. И я не то чтобы рвалась продолжить знакомство, но выполнять собственнические требования Мартова показалось унизительным, ведь мы с ним даже не встречались. Тогда он просто взял меня за руку и потащил к выходу.
«Эй, Алиса, покажи таблы, лезвия, ножи, проводи на этажи, покажи, как жить»[5], – пропел кто-то нам вслед.
На улице Мартов накинул мне на плечи плащ и встряхнул.
– Ты этого добивалась, да? Нарочно? Зачем? Все же было хорошо.
– Все было хорошо, пока ты не сказал, что не веришь мне.
– Я такого не говорил! Наоборот! Я пообещал верить во все, во что веришь ты.
– Но ты отмахнулся от моих проблем, словно их не существует. А они существуют, и, между прочим, очень большие! Даже Ершов смог найти для меня подходящие слова и предложить решение, а ты только бесконечно болтаешь о своей любви, но на самом деле ни капли меня не любишь!
Мы ругались всю обратную дорогу. Мартов выговаривал мне за легкомысленность и недальновидность, за Ершова и всех прочих парней, вместе взятых, а я обвиняла его в сталкинге и абьюзе. Ничего нового, однако после его язвительного замечания о том, что, увидев меня в этом «развратном платье», он почувствовал себя Нострадамусом, я оскорбилась и перестала вообще отвечать ему. Хуже нет, когда человек использует против тебя то, что ты доверил ему по доброте душевной.
Услышь я подобное от Ершова, то пропустила бы мимо ушей, тот только и искал возможность побольнее уколоть, но Мартов в своих фантазиях собирался на мне жениться, а это в моем представлении предполагало заботу и бережное отношение. Как тогда, когда мне стало плохо у Матвея, когда он уложил меня в постель и лечил. За того Мартова, каким он был там, я бы, может, и вышла замуж, но уж точно не за такого, который хочет любить меня как котика или драгоценный камень.
Домой он все же доставил меня в целости и сохранности, не постеснявшись подняться со мной на этаж и доложить открывшему дверь папе, что мы отлично погуляли и со мной все в порядке. Папа обрадовался такому подходу и пригласил его на чай. Но я сказала, что уже поздно и Кирилла тоже ждут родители. Мартов спорить не стал, хотя родители его и были уже в Уфе. На прощание он опять сказал: «Спасибо, что согласилась», я ответила: «Угу», – и мы разошлись в какой-то сумбурной недосказанности, оставшейся среди тысячи неприятных слов, которые мы наговорили друг другу.
Глава 26
В понедельник выяснилось, что Иван Сергеевич вернулся. Об этом на первом уроке мне сообщила Лена Колпакова, и весь урок литературы, а за ней и биологии я не переставала думать об этом как о неотвратимо надвигающемся ужасе. Так в далеком детстве я ждала похода к врачу. К стоматологу или ортопеду – неважно. Я боялась всех. Мне не нравилось, что кто-то чужой меня трогает, осматривает и в любой момент, особенно когда я этого не ожидаю, может причинить боль. Похожее чувство нахлынуло и теперь, когда я окунулась с головой в воспоминания о Гудвине и поездке в Кратово.
Ромины успокаивающие слова больше не действовали. Их развеяло по ветру, как зонтики опушившегося одуванчика. Пока я думала, что математик не придет, все еще могло обойтись. Но теперь я не сомневалась: как только наши взгляды встретятся, меня стошнит или случится сердечный приступ. Конечно, совсем необязательно, что Иван Сергеевич, даже
