Люби меня навсегда - Саша Шу
Но сейчас, конечно же, никаких дорогих отелей, вообще никаких отелей, где могут потребовать паспорт и мгновенно настучать клану Вайсбергов о моём местонахождении. Интересно, куда же всё-таки везёт меня Элвис? И он отвечает:
– В одно место из моей прошлой жизни. Тебе должно понравиться.
Он так уверенно ведёт автомобиль, даже не сверяясь с навигатором, что очевидно, он не один раз проделывал этот путь. К тому же, он отлично разговаривает на французском, что он там вообще шептал мне прошлой ночью? Я ведь не знаю о нём ровным счётом ничего. В то время как он знает всё про мою жизнь. Ну, или почти всё.
Ещё пару кварталов, и наша машина протискивается на соседние улицы, и я уже вижу издалека красную мельницу «Мулен Руж», значит, мы проезжаем площадь Пигаль. Совсем рядом где-то Монмартр, про который я так много знаю, потому что это самый знаменитый район художников, пожалуй, во всём мире. К моему удивлению, Рома проезжает ещё несколько домов, сворачивает в переулок и, с трудом втиснувшись между двух припаркованных автомобилей, заглушает мотор.
– Приехали, Полли.
Я с удивлением рассматриваю невысокий старинный дом, явно с квартирами, и так и не успеваю задать вертящийся на языке вопрос.
– Выходим, – командует Элвис, забирая из машины сумку с одеждой, и я послушно выхожу вслед за ним, как есть: в одном нижнем белье и толстовке, как я и заснула вчера вечером. Мимо спешат по своим делам прохожие, но, похоже, здесь никого не удивляет мой более чем странный вид. Это Париж, детка, это Париж, – вдыхаю я воздух города любви и искусства.
Элвис звонит в домофон у двери в подъезд, и она распахивается, впуская нас в прохладный узкий коридор с кованными витыми перилами.
– Лифт, как обычно, не работает, – усмехается Рома, и бежит вверх по ступенькам, поднимаясь всё выше и выше, и я едва поспеваю за ним.
Последний этаж – да это же знаменитая парижская мансарда, и потемневшая деревянная дверь с крошечным золотым номерком распахивается, и из неё буквально вытекает гигантская женщина-туча, сгребая Элвиса в своих смертоносных объятиях.
– Mon petit garçon, tu es venu! (фр. «Мой маленький мальчик, ты вернулся!» – перевод автора) – жамкает она его ставшее словно тряпичным, тело, и звонко и влажно целует его в обе щёки.
Я стою немного позади и рассматриваю эту необычную чёрную даму: яркая и огромная, как экзотический цветок, она душит моего маленького мальчика своим монументальным бюстом, в который он впечатывается всем свои телом. Вся она обтянута леопардовым комбинезоном, который не скрывает ни единой круглой складочки на её мягком и тёплом тебе, и я не представляю, как она способна держать баланс на высоченных туфлях на платформе, но, похоже, она чувствует себя вполне комфортно в этом одеянии. Её чёрные глаза увлажнились от слез, длинные накладные ресницы хлопают, как крылья бабочки, и золотые переливающиеся тени для век уже размазались по щекам. Элвис выглядит немного смущённым, но отнюдь не напуганным, и мне кажется, что он не торопится вырваться их этих удушающих его огромных рук.
– Привет, Мими, – бормочет он, и моего скудного французского хватает, чтобы понять смысл. – А это Полин, знакомься.
– Ах, извините, очень приятно! – переключает Мими на меня всё своё внимание, – Quelle beauté (фр. «какая красотка» – перевод автора), – и с хитрой улыбкой треплет моего Элвиса по щеке.
– Non, non, ce n’est pas ce que tu pensais (фр. «Это не то, что ты подумала» – перевод автора), – бормочет он, и я понимаю, что никогда раньше не видела его таким смущённым.
– Ах, проходите, детки, – отодвигает она в сторону своё массивное тело, словно раскупоривая проход, и мы протискиваемся в просторную светлую студию, залитую ласковым парижским солнцем.
– Мими разрешила нам здесь остановиться, – переводит мне Элвис не перестающую тараторить со скоростью артиллерийского орудия француженку. – Надеюсь, мадмуазель не против, – вопросительно вскидывает он свою идеальную бровь, и я с улыбкой отвечаю:
– Конечно, нет! Здесь просто очаровательно, мадам, – обращаюсь я на жалкой смеси своего английского с французским к чернокожей пантере. Немножко расплывшейся, но всё же всё равно с огромной грацией и достоинством перемещающее свое грандиозное колышущееся тело в пространстве этой небольшой комнаты.
– Мне пора идти, mon bébé, – снова облизывает она губы Элвиса, и обращается уже к нам обоим: – Наслаждайтесь Парижем и друг другом! Я жду вас сегодня вечером, вы ведь не пропустите шоу?
– Твоё – никогда, – уверяет её Рома, и Мими уходит, царственно и грациозно перемещая своё гигантское тело как огромный воздушный корабль в пространстве.
– Ты полон сюрпризов, – оборачиваюсь я к своему Элвису, и уже сама не знаю, кто он и откуда. В моём привычном мире всё всегда предельно ясно: это – бизнесмен, – это – телеведущий и блогер, а этот – обслуживающий персонал. Каждый занял своё место согласно своим талантам, происхождению и социальной иерархии. Вода не смешивается с маслом. Я не соприкасаюсь с миром стриптизёров и чёрных пантер. А сейчас я просто смотрю наверх, в мансардное окно, и в первый раз понимаю, какое глубокое, нежное и голубое небо над Парижем. В котором до этого я преимущественно бывала в бутиках, модных ресторанах, спальнях дорогих отелей и Лувре.
– Я же обещал тебе придумать желания, Сонниполли. Здесь сбываются все мечты, – и он большим пальцем осторожно проводит над моей губой, словно вытирая усы от невидимой молочной пенки.
Я лежу в старой потёртой ванной на бронзовых ножках прямо под черепичной крышей, и в открытое окно доносится радость вечного города. Я закрываю глаза, и понимаю в первый раз за всё время, что я, пожалуй, совсем не готова умирать. Как странно, что эта простая и ясная мысль не пришла мне в голову раньше. Шок первых дней уходит, растворяясь в ароматной пене с запахом вербены, которую я позаимствовала у прекрасной Мими, и теперь я могу немного подумать о том, что же ждёт меня в будущем. Точнее, кто. Анастас со своими вечными пиарщиками, которые любую личную трагедию постараются вывернуть на пользу ему и
