Люби меня навсегда - Саша Шу
Я наконец-то вставила симку с интернетом в купленный по дороге смартфон, и заново зарегистрировалась во всех своих аккаунтах. Я нахожу того, кто мне нужен, и набираю ему сообщение… И через несколько минут получаю ответ. И я просто счастлива, и чувствую, как у меня в животе начинают порхать бабочки. Или просто я проголодалась.
13
Наконец-то осеннее небо разражается над нашими головами бесконечными рыданиями по уносящемуся прочь лету, и мы, так и не доехав до Парижа, паркуемся недалеко от главного собора Реймса – мировой столицы шампанского.
– Выходим, – командует Рома, и без лишних расспросов следую за ним.
Пробежав под проливным дождём пару сотен метров, мы залетаем в огромный готический храм, на остроконечных крышах которого сидят стаи безобразных горгулий, изрыгающих на прохожих потоки мутной дождевой воды. Внутри тихо и спокойно: видимо, понедельник не самый загруженный день для одного из главных соборов Франции, где в своё время короновались первые короли. Вечерняя служба недавно закончилась, и мы, по всей видимости, чуть ли не единственные посетители здесь в этот час.
Рома берёт меня за руку, и по сравнению с моей ледяной ладонью его мне кажется обжигающе-горячей. Он уверенно ведёт меня за собой по гулким коридорам, пока не останавливается у огромных окон с витражами:
– Моё любимое место здесь. Хотел показать его тебе, – смотрит он в окно, и нежно-синий небесный свет пробивается сквозь картины и фигуры, которые я не спутаю ни с чем. – Марк Шагал, – поясняет Элвис, и я в изумлении гляжу на него.
– Я знаю, – бормочу я в ответ. Но откуда он знает это?! Как будто привёл меня в свой любимый бар и советует блюдо, которое обычно заказывает к пиву. Видимо, я совсем не разбираюсь в людях. Уж в моём спутнике – однозначно.
– Поставь свечу, вдруг твоя просьба будет исполнена? – советует он мне, и я в очередной раз поражаюсь тому, что совсем не ожидала от лучшего жиголо столицы таких серьёзных отношений с Богом. Или с религией. Или с искусством. Ладно, я окончательно запуталась. Поэтому я иду и ставлю свечи. Сразу три. И на каждую загадываю по желанию. Хотя совсем не уверена, что о таком можно просить Всевышнего…
Мы покидаем Реймсский Собор, и мне кажется, что небесные потоки теперь просто превратились в водопады, под которыми нет никакой возможности продолжать наше путешествие.
– Мне кажется, но Париж подождёт, – говорю я Роме, и он, задумавшись на секунду, отвечает, снова взяв мою руку в свою:
– Я знаю, чем мы можем пока заняться.
Мы перебегаем площадь и заходим в магазин, набитый разнообразными бутылками с самым праздничным напитком мира.
– Это же столица шампанского! – поясняет мне Роман, и обращается к одинокому продавцу, заметно оживившемуся при нашем появлении: – Une bouteille de votre meilleur champagne, s’il vous plaît! (фр. «Бутылку вашего лучшего шампанского, пожалуйста!» – перевод автора)
Воодушевлённый хозяин лавки выбирает для нас одну из лучших марок, что-то подробно объясняя Элвису, который свободно разговаривает с ним на французском. И вот мы, прихватив ещё и пару стеклянных фужеров, которые мой друг не забыл попросить у продавца, наконец-то, все промокшие до нитки, залезаем в наше авто, которое теперь кажется единственным уцелевшим ковчегом во всемирном потопе.
– Раздевайся, – командует Рома.
– Что!? – только я начинаю возмущаться, как он, перегнувшись через сидение, достаёт мне из спортивной сумки плед и сухую толстовку. И начинает стягивать с себя промокшую насквозь одежду, оставшись в одних джинсах.
– Немного музыки, ma cherie, – прибавляет он радио с какой-то, естественно, французской волной, и откупоривает бутылку. Пробка бьётся о крышу нашего авто, и шампанское с обольстительным шёпотом выливается из горлышка в предусмотрительно подставленный бокал.
Мы сидим в запотевшем фольце-туареге, словно в своём маленьком заколдованном царстве: я – в толстовке, трусиках и носках, а Элвис в – одних джинсах, пьём уже вторую бутылку, закусывая её шоколадными конфетами с шампанским, и Рома рассказывает мне, как в первый раз приехал в Париж в восемнадцать лет и поселился на площади Пигаль. Интересно, сколько же ему сейчас? Тридцать? Тридцать три? Дождь идёт и идёт, не переставая, как вдруг в окно раздаётся стук и в глаза нам бьёт свет фонарика.
– Полиция! – испуганно бормочу я.
– Tout est bien? (фр. «Всё хорошо?» – перевод автора) – спрашивает нас промокший насквозь фараон в опущенное Ромой окно.
– Oui, merci, – с улыбкой отвечает ему мой Элвис, и поворачивается ко мне: – Это Франция, детка. Здесь всё должно быть хорошо.
Пьяная и разомлевшая, набитая по самое горло самым лучшим шампанским, которое я когда-либо пробовала в своей жизни, и самыми лучшими шоколадными трюфелями, я лежу и засыпаю на разложенном сидении, слушая, как дождь, не переставая, колотится о нашу надёжную крышу, и мой Элвис что-то тихо бормочет на французском, пока мои глаза окончательно не слипаются ото сна и сладких конфет:
– Que dois-je faire de toi, ma bébé. Ma petite fille… (фр. «Что же мне с тобой делать, малышка. Моя маленькая девочка…» – перевод автора)
Меня легонько покачивает на морских волнах, и солнце перекатывается по крыше авто, пока я медленно разлепляю глаза.
– Выспалась, Полли? – Рома очень аккуратно ведёт машину, чтобы не расплескать меня, как дорогое вино в фужере.
– Куда мы едем? – бормочу я, поднимая спинку сиденья и озираясь по сторонам. Но и без него уже знаю ответ: мы катимся прямо в гуще Парижской будничной пробки по бульвару Осман. Я, как и положено любой приличной девочки из хорошей семьи бывала здесь не раз, и даже
