Медленный фокстрот - Александра Морозова
Мы смотрели друг другу в глаза, пока я не отвернулся.
– Мать оставила мне деньги и дом не для того, чтобы я все профукал в Москве.
– Тогда ты все профукаешь здесь.
Сегодня Лайма была беспощадна.
– Жить в этом доме невозможно, да и добираться из города неудобно, – сказала она. – Даже если его продать, то вместе с деньгами на счете все равно не хватит, чтобы купить здесь квартиру. А в Москве первое время как-то протянешь. – Она подошла ко мне. – Поверь, твоя мама бы сейчас сказала то же самое. Вложиться в блестящее будущее – стоящая идея.
– Слушай, из нас двоих амбиции все время зашкаливали у тебя. Я нормально жил и без этого.
– Правда? – Лайма поймала мой взгляд. – Тогда почему ты не бросил танцы, даже когда сбежал из дома и у тебя не то, что на занятия, на еду денег не было? Зачем боролся вместе со мной за первое золото на России, а потом еще раз с другой партнершей? Зачем все это, если у тебя нет никаких амбиций?
Я молчал.
– Это же Москва, Дань, – негромко произнесла Лайма, и глаза ее лихорадочно блеснули. – Нам же с детства твердили, что там весь сок. Не сходи с ума, прошу тебя. Собирай вещи, бери в зубы билеты и вали. В тебе всегда было амбиций ничуть не меньше, чем во мне.
Я закрыл глаза.
Москва. Сияющая мечта мальчика из провинциального Улинска. Мальчика, которого не любили дома. Мальчика, у которого не было ничего, кроме его таланта.
– Господи, Лайма, – прошептал я.
Почему я никогда не мог обмануть ее? И почему она никогда не давала мне обмануть самого себя?
Когда я открыл глаза, она протягивала мне значок с лаймом, тот самый, что я ей подарил, когда она лежала в больнице.
Лайма улыбнулась, поняв, что я наконец принял решение, и приколола значок мне на рубашку.
– Не забудь перед отъездом отдать мне свой. Надеюсь, ты его не потерял?
Глава 25
Наши дни
Даня
– Данечка! – тетя Вера улыбалась. – А Лаймика нет, у нее тренировка.
– Да, – сказал я, не зная, куда деть глаза, которые то и дело натыкались на тетю Веру. – Я знал, что ее не будет дома. Теть Вер, вы можете со мной поговорить?
Взгляд ее стал тревожным.
– Конечно, Дань. Проходи.
Я принялся снимать ботинки.
– Тебе сделать чай или кофе?
Тетя Вера спросила так, что было понятно – она все равно чем-нибудь напоит, вопрос в том, чаем или кофе.
– Чай.
Когда я прошел на кухню, на столе уже стояли две чашки и вазочка с печеньем.
– Рассказывай, что стряслось.
Я глубоко вдохнул.
– Я запутался. Мне казалось, что я все делаю правильно, что в моей жизни есть смысл, цель. А теперь чувствую себя полным идиотом.
Я смотрел на маму Лаймы. Она молча ждала, что я скажу дальше.
– Я словно забыл, зачем поехал в Москву, – продолжил я и отвел взгляд на кран над раковиной. Тот кривовато установлен. – Не знаю, как все так закрутилось. Я же для чего хотел стать чемпионом – я Лайме пообещал, что не сдамся. Она же так хотела, чтобы первенство досталось нам. Мне, раз она не может больше танцевать, но за нас обоих. И я выигрывал его ради нас. Я думал, это будет наша общая победа. Но почему тогда сейчас победитель я один? Почему она не разделяет эту победу вместе со мной? Еще и Москва эта… Я только здесь понял, как суматошно и на бегу жил там. А зачем? Для чего?
Я замолчал. Тогда заговорила тетя Вера:
– Дань, Лаймик, конечно, очень рада за тебя. Просто как она может считать твою победу своей, если ты танцевал с другой партнершей? А еще, знаешь, если уж совсем откровенно, вы же почти не общались последнее время. Я думаю, Лайма решила, что ты просто ее забываешь… У тебя так изменилась жизнь. Другой город, да и какой – столица! Другие люди… Но, поверь мне, Лаймик смотрела все твои выступления, читала о тебе в новостях. И когда вы с этой девочкой – Кристиной же, да? – взяли первое место на чемпионате мира, она была счастлива. Ты ведь ей как брат.
Она осеклась, заметив, как я сжал зубы. Тогда я посмотрел на нее и выговорил честно, не пытаясь выкрутиться и преподнести себя лучше, чем есть:
– Я ее поцеловал вчера. Пришел вечером к ней после тренировки и поцеловал. А она на меня разозлилась, выгнала и теперь не берет трубку и не отвечает на сообщения. Я попытался с ней сегодня поговорить, но только по роже получил.
Глаза тети Веры округлились. В какой-то момент мне показалось, что меня и отсюда выгонят, больше не будут отвечать на звонки и тоже влепят оплеуху. Но тетя Вера лишь промолвила:
– У тебя ведь невеста, Даня…
Я почувствовал себя так, словно облился чаем, к которому даже не прикоснулся.
– И теперь я не могу находиться с ней в одной комнате, – произнес я. – Не могу ей врать, но и правду сказать тоже не могу.
– Ничего ей не говори, – решительно сказала тетя Вера. – Бери невесту в охапку, сажай на первый поезд до Москвы, и пусть за всю вашу жизнь воспоминание об одном случайном поцелуе будет самой страшной тайной, которую ты от нее скроешь.
Какое-то время мы молчали. Я переваривал то, к чему был совсем не готов, ведь ждал от тети Веры чего угодно, но почему-то не этого. Она же ждала хоть какой-то моей реакции.
– Не поеду, – наконец сказал я. – Пока не выясню, что происходит, не поеду.
– Что ты собрался выяснять? – спросила тетя Вера.
– Почему меня так тянет к Лайме?
– Вы все детство провели вместе. Какая-то связь между вами осталась. Это нормально.
Я хорошо знал тетю Веру – на интуитивном уровне чувствовал, что она не просто так рассуждает таким образом. Было бы логичнее, скажи она что-то в духе: «Данечка! Как я рада, что ты созрел! Я всегда знала, что вы с Лаймиком будете вместе».
Тетя Вера любила меня. Любила как сына – кто лучше детей чувствует, когда их любят, а когда нет?
Да и какой смысл вкладываться в чужого мальчика, который танцует с твоей дочерью? Если бы им нужен был только партнер, за такое время они могли
