Не развод, а война - Дана Вишневская
— Ты на встречи ездила? — перебивает он с издёвкой. — Когда это было?
— Да хотя бы когда мы с Петровыми договор заключали! Я там была, между прочим!
— Ты там была как моя жена, а не как деловой партнёр.
— А по закону я твой деловой партнёр! — кричу я. — Половина всего, что нажито в браке, моё!
— Ну, так подавай в суд, — он скрещивает руки на груди. — Посмотрим, что скажет судья.
— А может, я сначала в налоговую схожу? — ласково интересуюсь я. — Или в прокуратуру? Думаешь, им не будет интересно узнать про твои швейцарские счета?
Его лицо мгновенно бледнеет.
— Ты не посмеешь.
— Ещё как посмею, сука! — шиплю я. — Ты меня недооцениваешь, дорогой. Я могу быть очень злопамятной стервой.
Он молчит, и я вижу, как в его голове лихорадочно работает калькулятор. Просчитывает риски, ищет выходы, пытается понять, блефую я или нет.
— Сорок процентов, — говорит он, наконец.
— Теперь пятьдесят.
— Сорок пять, и это окончательно.
— Пятьдесят, или я прямо сейчас иду к журналистам, — я достаю телефон и демонстративно начинаю набирать номер. — У меня тут есть контакт одного очень хорошего репортёра...
— Стой! — он хватает меня за руку. — Хорошо. Пятьдесят. Но есть условие.
— Какое?
— Ты подписываешь соглашение о неразглашении. Навсегда. Никому и никогда ни слова о том, что видела в этих документах.
Я думаю секунду. С одной стороны, это разумно. С другой — а вдруг ещё понадобится прижать его к стенке?
— Согласна, — киваю я. — Но тогда и ты подписываешь отказ от всех претензий ко мне и к моей студии. И никаких попыток отобрать у меня родительские права.
— Сделано.
Мы смотрим друг на друга, и я понимаю — всё. Конец игры. Наш брак официально мёртв. Мы только что поделили труп наших отношений как два стервятника над падалью.
— Ещё одно, — добавляю я. — Алименты на Савелия. Восемьсот тысяч в месяц.
— Охренела совсем? Пятьсот.
— Шестьсот пятьдесят, и это не обсуждается.
— Договорились, — он кивает устало.
И тут меня накрывает волной какой-то странной пустоты. Я выиграла. Выиграла эту проклятую войну, получила всё, что хотела — деньги, дом, студию, алименты. Но почему же мне так хочется плакать?
— Знаешь что, Руслан? — говорю я тихо, и голос дрожит от сдерживаемых слёз.
— Что?
— Иди ты в баню со своей архитекторшей.
— И ты иди в баню со своими документами, — отвечает он так же тихо.
Мы стоим и смотрим друг на друга. Двое людей, которые когда-то любили друг друга, а теперь ненавидят с такой силой, что воздух между нами искрит.
— А может, именно поэтому ты хочешь развод? — шепчу я, и голос мой дрожит от боли и ярости. — Боишься, что я узнаю слишком много?
Он смотрит на меня долго, очень долго. И в его глазах я вижу что-то, что заставляет моё сердце сжаться от непонятного страха.
— Может быть, — говорит он тихо, и в его голосе звучит такая усталость, будто он прожил сто лет. — А может, я просто устал бояться, что однажды ты узнаешь, кто я на самом деле.
Руслан смотрит на меня с такой болью, что я невольно отворачиваюсь. Его голос дрожит: "Ты думаешь, я не хотел быть другим?" Я молчу, сжимая в руках документы. Внутри — странная смесь триумфа и тоски. Почему мне так хочется плакать? Ведь я выиграла. Так почему же победа ощущается как поражение?
Глава 14: Твоя сестра на моей стороне
Утро после вчерашнего скандала с документами встречает меня телефонным звонком. На экране высвечивается имя Милославы Громовой-Ратмирской. Сестра Руслана. Та самая элегантная дамочка с седыми волосами и манерами английской королевы, которая всегда смотрела на меня как на недостойную выскочку, посмевшую залезть в их благородное семейство.
— Злата, нам нужно встретиться, — говорит она без предисловий. Голос у неё странный, какой-то напряжённый.
Я сижу на кухне в старом халате, мешаю остывающий кофе и пытаюсь привести в порядок мысли после вчерашнего цирка в офисе её братца. Руслан поехал на свою квартиру. Хотя чёрт его знает, где он провёл ночь. Может, у своей молоденькой архитекторши.
— Зачем? — спрашиваю я осторожно. — Милослава, я сегодня ещё не в форме, чтобы встречаться для душевных бесед.
— Потому что твой муж — полный мудак, — выдаёт она таким тоном, будто обсуждает погоду. — И я намерена это исправить.
Кофе проливается на стол. Я хватаю салфетку, вытираю лужу и пытаюсь понять, что происходит.
— Прости, что?
— Ты меня прекрасно расслышала. Кафе "Времена года" в центре через час. Не опаздывай.
Она отключается, а я сижу и пялюсь на телефон. В голове полная каша. Милослава Громова-Ратмирская, искусствовед с манерами герцогини, только что назвала своего любимого братца мудаком. И приглашает меня на встречу.
Господи, что ещё за цирк? Хотя, она иногда в карман за словом не лезет.
Через час я сижу в уютном кафе напротив женщины, которая выглядит как идеал строгой элегантности. Серый кашемировый костюм, жемчужные серьги, безупречная причёска. И глаза, полные такой ярости, что мне становится не по себе.
— Я размышляла над вашими выкрутасами, — начинает она, размешивая сахар в чашке. — Твоя манера истерить производит фурор.
— Милослава, если ты пришла читать мне мораль...
— Заткнись, — обрывает она меня так спокойно, будто просит передать соль. — Я пришла извиниться.
Я моргаю. Потом ещё раз. Мозг явно даёт сбой.
— За что?
— За то, что мой братец ведёт себя как последняя свинья. За то, что я долгое время просто наблюдала за вашими битвами. И за то, что не остановила его раньше.
Она делает глоток кофе, а я продолжаю таращиться на неё как на привидение. Милослава, конечно, не всегда была на стороне Руслана. Но сестра есть сестра. И я её где-то понимала
— Ты серьёзно?
— Более чем. — Она ставит чашку на блюдце с лёгким звоном. —
