Не развод, а война - Дана Вишневская
— Ты меня пугаешь? — спрашиваю я, стараясь, чтобы голос не дрожал.
— Я пытаюсь объяснить, почему не говорил тебе правду.
— А может, именно поэтому ты хочешь развод? — выпаливаю я, и слова сами вырываются из груди. — Боишься, что я узнаю слишком много?
Руслан замирает. На его лице промелькнула какая-то эмоция — то ли удивление, то ли что-то ещё. Он молчит так долго, что я начинаю нервничать. Молчание давит на меня, заставляя сердце колотиться ещё сильнее. А потом он медленно качает головой.
— Нет, Злата. Развод не из-за этого.
— А из-за чего тогда? — я делаю шаг к нему, сжав кулаки. — Из-за твоей молоденькой архитекторши?
Его лицо каменеет, и я знаю — попала в яблочко.
— Зачем ты это всё время мусолишь? Я же тебе уже все рассказал…
— А ты думаешь, я дура конченная? — смеюсь я, но смех получается злой, истерический, как карканье вороны. — Детектив, был дорогой. Хороших денег, между прочим, стоил. Твоих денег на минуточку.
Он отворачивается к окну, и я вижу, как напрягаются мышцы на его челюсти. Сука, как же он меня бесит! Даже сейчас, когда пойман с поличным, пытается из себя благородного изображать.
— Злата...
— Заткнись! — взвизгиваю я, и весь мой самоконтроль летит к чертям собачьим. — Просто заткни свою поганую пасть! Ты трахал её, пока я готовила тебе эти треклятые борщи! Ты целовал её, пока я помогала сыну с домашкой! Ты шептал ей на ухо всякую хрень, пока я ждала тебя дома как дура!
— Да, я спал с ней! — взрывается он, резко поворачиваясь ко мне, и в его глазах вспыхивает что-то дикое. — Да, я её целовал! И знаешь что? Мне не стыдно! Понимаешь? Не стыдно!
Пощёчина. Словесная пощёчина, от которой у меня звенит в ушах, а сердце проваливается куда-то в пятки.
— Не стыдно, — повторяю я шёпотом, и голос дрожит.
— Нет, блин, не стыдно! — рявкает он, и я вижу, как его лицо искажается от злости. — Потому что с тобой я уже давно мёртв! Мы оба мертвы, Злата! Наш брак — это гнилой труп, который мы таскаем за собой из ложного приличия!
— Говори за себя, урод! — шиплю я, и чувствую, как слёзы жгут глаза. — Я была живая! Я любила тебя, мудак!
— Была! — кивает он, и его голос становится ещё жёстче. — Ключевое слово — была! А потом что? А потом ты стала просто исполнять роль идеальной жены. Дом, ребёнок, твоя драгоценная студия — и всё! А я? А я для тебя кто? Банкомат ходячий?
— Ты сукин сын! — взвизгиваю я и хватаю со стола тяжёлую хрустальную пепельницу. — Я тебе сейчас мозги вышибу!
Он ловит мою руку на лету, пальцы впиваются в запястье так, что мне больно.
— Спокойно, — говорит он жёстко, зубы стиснуты. — Здесь офис, а не твоя кухня.
— А мне насрать на твой офис! — дёргаюсь я, пытаясь вырваться, но он держит железной хваткой. — Отпусти, сволочь!
— Только если пообещаешь не крушить мебель.
— Обещаю разнести к чертям весь твой проклятый офис, если сейчас же не отпустишь!
— Ты психопатка, — бормочет он, но отпускает.
Я отшатываюсь от него, и пепельница выскальзывает из рук, падает на пол и разбивается на тысячу осколков. Звон хрусталя — как последний аккорд нашей семейной симфонии.
— Вот так! — говорит Руслан, глядя на осколки и качая головой. — Вот именно так с тобой всегда! Либо всё разнести, либо ничего! Никаких полутонов!
— А с твоей шлюхой по-другому? — ядовито спрашиваю я, вытирая слёзы тыльной стороной ладони. — Она, небось, такая понимающая, да? Такая терпеливая?
— С Виолеттой легко, — отвечает он, и каждое слово как пуля в сердце. — Она не устраивает истерик по любому поводу. Не требует отчёта за каждую минуту. Не контролирует каждый мой чёртов шаг!
— Потому что ей плевать на тебя, кретин! — кричу я, размахивая руками. — Она хочет твои деньги, а не тебя! Твои грязные денежки!
— Может быть и так, — пожимает он плечами с какой-то отвратительной холодностью. — Но с ней я чувствую себя мужчиной, а не кошельком на ножках с функцией осеменения.
Сука! Как же он умеет больно бить! Прямо в самое сердце, в самую больную точку.
— Ах ты мразь! — шиплю я. — Значит, я просто жила с кошельком? А кто, мать твою, двенадцать лет твои носки стирал? Кто рожал твоего сына? Кто...
— Кто тратил мои деньги на свои хотелки? — перебивает он. — Кто устраивал истерики, когда я задерживался на работе? Кто превратил мою жизнь в ад?
— Я превратила? Я?! — У меня голос срывается от возмущения. — Да я из кожи вон лезла, чтобы быть идеальной женой!
— Идеальной? — он смеётся, и этот смех хуже любого мата. — Идеальной для кого? Для соседок? Для твоих подружек из студии?
— Для тебя, дебил! — ору я. — Для тебя старалась!
— Не ври себе, Злата. Ты старалась для своего эго. Чтобы все видели, какая ты замечательная жена и мать.
Мне уже хочется убить его. Прямо здесь, в его дурацком офисе, взять осколок пепельницы и перерезать глотку. Но вместо этого я глубоко вдыхаю, пытаясь взять себя в руки.
— Хорошо, — говорю я, и голос становится холодным как лёд. — Раз уж мы выяснили, что друг друга ненавидим, давай договариваться о том, как нас развести.
— О чём? — в его голосе появляется настороженность.
— Об условиях твоей капитуляции, мудило.
Он смотрит на меня с интересом, и я вижу, как в его глазах загорается что-то похожее на уважение.
— И каковы твои условия, генерал?
Я поднимаю с пола один из документов и машу им перед его носом.
— Пятьдесят процентов всего. Дом, бизнес, счета. Всего, что у нас есть, Руслан.
— Ты совсем башкой брякнулась, — он качает головой. — Пятьдесят процентов моего бизнеса? Которым я занимался до нашего брака?
— А ты совсем охренел? — огрызаюсь я. — Кто тебе документы подписывал? Кто на встречи с клиентами ездил? Кто...
