Вкус шалфея - Йаффа С. Сантос
Жюльен встал перед ее дверью и поднял руку, чтобы позвонить. Нажал на сияющую черную кнопку и стал ждать. Ответа не последовало. Он снова позвонил. Жюльен нахмурился. Вчера он приходил в то же время. Луми должна быть дома.
Что, если она снова решила, что не хочет его видеть? Он застонал. Тогда она, по крайней мере, могла хотя бы просунуть бумажку под дверь.
– Луми? – позвал он, достаточно громко, чтобы она услышала, если сидела в гостиной. В ответ лишь тишина. Он снова позвонил. Странно. Зная ее, можно было бы подумать, что Луми уже разозлилась бы из-за звонков или, по крайней мере, просунула бы ему бумажку, говоря заткнуться.
Живот болезненно сжался, когда в голову пришла новая мысль. Что, если она не слышит его? Внутри все похолодело, когда он вспомнил, как нашел ее без сознания на полу кухни. Что, если она вырубилась? Он начал стучать по скрипящей фиолетовой деревянной двери. Луми сама покрасила ее в фиолетовый, поскольку остальные двери на ее этаже явно не красили с тех пор, как в 1898-м построили это здание.
Ответа все еще не было. Сердце учащенно колотилось. Жюльен опять и опять колотил в дверь.
– Клянусь Богом, я выломаю дверь, – сказал он и только поднял кулак, чтобы еще раз стукнуть по ней, как дверь распахнулась, и он ввалился в квартиру.
Взволнованное выражение Луми было даже заметно сквозь полоски бинтов вокруг глаз.
– Ты хочешь, чтобы соседи вызвали копов? – спросила она. – Или ты просто собирался сломать дверь? То есть серьезно… Что? Почему ты так смотришь на меня?
Жюльен широко улыбнулся, восстанавливая дыхание и успокаиваясь. Даже в бинтах она казалась милой, когда злилась.
– Ты говоришь, – выдохнул он, игнорируя все остальное, сказанное ею. Луми стояла, плотно завернувшись в полотенце, на ногах блестели капли воды. – Прости, – смущенно произнес он, направляясь к дивану и присаживаясь. Он все еще удерживал ее взгляд. – Просто… когда ты не ответила, я вообразил худшее.
Она все еще выглядела раздраженной, но слегка расслабилась. Подошла к дивану и села лицом к нему.
Ее кожа выглядела более здоровой, чем в предыдущий день, и двигалась Луми энергичнее. Жюльен не мог не думать, что помогло алоэ и его нежная забота. Он глубоко вздохнул, уже почти восстановив дыхание. Потянувшись к здоровой руке девушки, он заглянул ей в глаза.
– Не могу сравнить мои переживания с тем, что испытала ты… и не стану. Но ты должна знать, что и мне было нелегко. Когда я нашел тебя в таком виде на полу… боже, – он вздохнул. – У меня чуть сердечного приступа не было. – Он поморщился от этой мысли, поглаживая ее здоровую руку.
Взгляд Жюльена скользнул по руке Луми, по ее голым плечам и грациозным изгибам шеи. Пружина в диване скрипнула, когда она неловко отодвинулась от него.
– Что такое? – спросил он.
Она уставилась на неровность в деревянном полу.
– Не смотри на меня так, – прошептала она, – не когда я такая.
Он нахмурился.
– Луми, если считаешь, что теперь я хочу тебя не так сильно, – мягко заметил он, – то ты весьма ошибаешься.
Она мрачно посмотрела на пол, и у него появилась идея. Он потянулся и пробежал пальцами по краям бинтов на ее лице.
– Ты же знаешь, что не сможешь оставить их навсегда, да?
– Я-я не готова, – сказала она.
Жюльен сосредоточился на бинтах, внимательно осматривая их.
– Края поднимаются. Если ты позволишь ожогам «подышать», а мне потом нанести алоэ, возможно, они начнут подсыхать быстрее.
Луми посмотрела ему в глаза, и он увидел, что ей тоже страшно. Ему захотелось обнять ее, но вместо этого он ослабил края бинта, закрывающего ее правую щеку.
– Ты прекрасна, для меня ты всегда будешь прекрасной, Лу, – прошептал он, надеясь отвлечь ее, пока аккуратно и насколько возможно быстро снимал бинт. Она поморщилась, когда сотни крошечных ниточек оторвались от ее кожи, и впервые за неделю весенний ветерок, попавший в комнату через окно гостиной, пощекотал ее щеку.
Жюльен внимательно посмотрел на ярко-красные пятна и спирали. Они шли от ее виска до края рта с правой стороны лица. Края губ с той же стороны затвердели и были покрыты коркой засохшей крови. Жюльен быстро схватил нож с кухни и выдавил немного геля из растения, а потом очень осторожно нанес на ее лицо.
Она не шевелилась, пока он наносил мазь.
– Видишь, все не так страшно, ma poulette, – сказал он.
– Poulette… это курица?
– Ага.
– Я тебе не курица, Жюльен.
– Конечно.
– Люди не травят своих куриц.
Он вздохнул.
– Нужно поговорить об этом.
Взгляд Луми метнулся на пол.
– Я и так сегодня говорила больше, чем планировала.
Он поджал губы.
– Справедливо, – ответил он и увидел удивление на ее лице, когда Луми поняла, что он не собирается спорить. Она встала.
– Я просто пойду надену что-нибудь, – объявила она, направляясь в коридор.
– Из-за меня? – спросил он, вскидывая брови в притворном изумлении.
Луми сощурилась, глядя на него, хотя Жюльен заметил, что левый уголок ее рта изогнулся в улыбке.
– Скоро вернусь, – ответила она и ушла.
Когда Луми больше не стояла перед ним и не притягивала все внимание, Жюльен опустил взгляд и заметил, что костяшки кровоточили от попыток открыть дверь. Конечно же, вернувшись в синем хлопковом платье без рукавов, Луми принесла лед, ватные тампоны и алкоголь. Она молча протянула их мужчине.
– Мне сегодня не нужно идти на кухню. Что ты хочешь? – тихо спросил он.
Луми вздохнула.
– Я очень устала. Собиралась поспать.
– Я посплю с тобой.
Она внимательно посмотрела на него.
– Я говорю серьезно, знаешь ли. Только поспать. – Он поднял ладонь, словно клялся на Библии. – Даю слово.
Прежде чем Луми успела что-то добавить, Жюльен снял ботинки, аккуратно поставил их на пол и растянулся на диване. Он распахнул объятия навстречу ей с заразительной улыбкой на лице.
Луми присела на край дивана, прощупывая почву. Девушка постепенно опускалась, пока не легла рядом с ним. Мужчина просунул руки под нее и притянул ближе, прижимая спиной к его телу.
– Уверен, что сможешь так заснуть? – спросила она.
– Да, я буду в голове считать монашек из начальной школы, пока не потеряю сознание, – сказал он, почувствовав, как ее мышцы сжались, сдерживая смех.
Он осмелился оставить легкий поцелуй на ее шее, желая большего, но помня свое обещание. Тепло ее тела, прижатого к нему, успокаивало, и вопреки беспокойству, вскоре он погрузился в освежающий сон, впервые за всю неделю.
