15 лет и 5 минут нового года (СИ) - Горышина Ольга

— Нет, пустить себе в квартиру! Малина, ты как вообще живешь?

— Мам, чего тебя вдруг перестал устраивать мой образ жизни?

Тишина. Теперь в ответ от нее.

— Мама, я не сплю на первом свидании. Этого мало? А потом… О какой общности интересов может идти речь в сорок лет? Да и в тридцать? Сначала нужно убедиться, что он в постели еще что-то может… Да и вообще секс во главе угла в любых отношениях. Никакие высокие материи не спасут, если низкие будут уже висеть…

— Малина, ты с матерью говоришь. Забылась?

— Извини, что не говорила с тобой о таких вещах в двадцать лет. Поверь, ничего не изменилось с тех пор…

— О, да… Я прекрасно помню, зачем ты встречалась с тем Игорем.

— Поверь, ничего не изменилось… — повторила, еле сдерживая улыбку.

Хотя чего сдерживать — мы же на обычном телефоне висим, да и на мобильном никогда не использовали видео-звонок. Наверное, я просто боялась заржать. Может, это побочка от таблеток или неконтролируемая радость, что у собаки после мази стал меньше слезиться глаз, да и вообще Грета сама, пусть и медленно, через сутки после операции, поднялась по лестнице.

— Охотно верю, но не охотно это принимаю. Малина, ну почему ты не желаешь повзрослеть?

— А что, по-твоему, взрослость? Замуж? Дети?

— Почему бы и нет? Ответственность какая-никакая…

— А собака?

— Малина, ты понимаешь, о чем я… Понимаешь. Прекрасно понимаешь.

— Мам, тебе хочется похвастаться перед подружкой, что у твоей дочери тоже свой салон есть?

— Почему бы и нет? — мама выдержала паузу. — Но лучше уж хвастаться тем, что ты тоже удачно вышла замуж. Хоть у кого-то из моих дочерей может нормально сложиться жизнь? Ты — моя последняя надежда.

— Нас у тебя всего две. Мам, ну хватит уже нервничать. У меня все хорошо…

— Если бы…

— Это у тебя в голове. А у меня все хорошо. С Гретой все в порядке, мне больше ничего и не надо.

— Это у тебя, Малина, с головой все плохо. Вместе с собакой.

Поговорили… Ну как всегда. С мамой нужно, по Высоцкому, молчать: а что молчит — так это он от волненья, от осознанья, так сказать, и просветленья…

Боже мой, боже мой… Я посмотрела на Грету — как принцесса в прозрачном воротнике, а в профиль прямо космонавт. Вчера весь день учились накрывать миску колпаком, чтобы попасть в неё мордой. Покормить можно и с руки, а потом протереть пластик влажной салфеткой, но пить из бутылочки мы не умеем.

А я так и не ела ничего толком после того обеда в ресторане. Позвонить, пригласить на ужин? Захочет, сорвётся? Захочет? Вот и проверим, есть ли у него кто-то, чтобы провести вместе вечер пятницы. Завтра на работу, так мне же не пить, мне поесть надо. А он пусть — ему не за руль.

— Игорь, как насчет поужинать? — сказала без здрасьте.

Это же мобильник!

— Ты приготовила?

— Нет, я приглашаю. Уже могу оставить Грету на пару часиков без проблем. Ей главное лекарство дать, антибиотик. Обезболивающее с утра уже не давала, а то она совсем сонная тетеря. Так что?

— Приеду к восьми. Не поздно?

— Часики не тикают. Кукушка сдохла. Жду.

А чего я ждала от последних дней осени?

Про лето песня давно допета, и с нею лето кануло в лету, и нынче аккорды осени сливаются в один тоскливый с проседью ноктюрн. За окном серая тоска злобной теткою воет не в такт сердцу. Главное, не вторить ей носом. Если я заболею, Игорь же не пойдёт за меня на мою работу. Он даже налысо не побреет. Главное, сам побриться чтобы не забыл.

До-ре-ми… Это такая трель приветственная на домофоне.

— С собакой погулять? — услышала вместо «это я» в ответ на «кто там?» — Одень ее, я схожу…

Боже, доказывает, каким замечательным отцом будет? Если что… А что?

Ну да ладно! Пристегнула собаку, поправила воротник, который до снятия швов снимать нельзя, и открыла дверь для папочки.

— Ты чего ещё не одета? Ужинаем дома, что ли?

— А я при параде должна быть? Главное, что мне тепло, — я поправила на шее шарф. — У меня, кажется, простуда.

— Говори прямо, секса не будет. Давай поводок! — и он сам его забрал. — Не хочешь никуда, давай закажем домой. Идет?

— Я просто даю тебе возможность уйти.

Игорь усмехнулся:

— Не дождёшься! Как там говорят, и в здравии, и в слабости?

— В здравом уме говорят и в слабоумии.

— Какая же ты грубая, Малина. Но почему-то я тебя все равно люблю. Спасибо, что пригласила.

— С собакой погулять.

Игорь потряс поводком.

— Ну хоть что-то! Первый шаг к совместному быту и детям, так сказать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Не каркай!

— А я не против накаркать. Твоя кукушка сдохла. Значит, будем жить вечно. Ладно, я пошёл. Собирайся.

Я собралась быстро, но Игорь ещё быстрее вернулся с собакой. Грета пописать-то успела? Или он ее на ручках над кустиком подержал «пись-пись-пись»?

Я нажала на кнопку домофона.

— Открывай.

Открыла дверь, пошла обуваться и застыла, когда приоткрытая дверь открылась настежь.

— А ты что тут делаешь? — вырвалось у меня испуганно.

— Из дома ушёл. Тебе мама позвонила? Откуда ты узнала, что это я? — пробубнил Гошка, перекатывая со спины на пол рюкзак.

Откуда? Ошиблась!

— Ко мне ушел?

— Если пустишь.

— Мама знает, да?

— Нет.

— Как нет?

— Так… Нет.

— Ничего не поняла…

Я же днём с его бабушкой говорила. Она бы про очередной скандал обмолвилась бы…

— Дверь закрой! Холодно.

Боже, у меня и без лестничного сквозняка мурашки по спине побежали. Приехали. То есть оба приехали. Сейчас крыша моя уедет…

Этот день когда-нибудь закончится? И чем…

— Разувайся, ну что ты стоишь?! — почти закричала я.

Нет, точно закричала и только потом поняла, что тапок у меня нет. В гости ко мне подросшие племянники не особо захаживали. А младший даже адрес вспомнил… Но как?

— Как ты вообще добрался?

— На автобусе, — не понял Гошка моего вопроса.

— Я про адрес спрашиваю…

— Так он на коробке с продуктами был. Только там не твоё имя стояло. Но я улицу помнил.

Не мое имя… Блин! Правильно, Знаменев ведь только адрес мой вбил, дебил! Точнее я дебилка, что воспользовалась той же коробкой. Как распечатку в ней не заметила! Спешила избавиться от следов присутствия Игоря! Доизбавлялась… До Гошки!

— Ты матери что-то сказал? Как ты вообще ушёл?

— Ее дома не было.

— Позвони ей, девятый час!

Гошка смотрел исподлобья:

— Не хочу!

— Что значит, не хочу?! Она же волнуется.

— Ну и пусть! — а потом прищурил глаза и добавил: — Она не волнуется. Ей пофиг!

— Это тебе пофиг!

Я бросилась на кухню за телефоном, но с полдороги пришлось вернуться к домофону. Нет, с полдороги я крикнула Гошке, чтобы открыл, это ко мне. Идиотка! Он все равно спросил:

— Кто там?

И что Игорь сейчас подумает? Он ответил:

— Свои. Открывай.

31. "Двое и собака"

— Не обознался, значит, — выдал Игорь с порога.

— Видел его, что ли? — процедила я сквозь зубы. — А он собаку нет?

— Да чего они видят, уткнувшись в телефон! — рассмеялся Игорь и протянул Гошке руку. — Игорь. А ты Геннадий, да?

— А вы Знаменев?

Игорь перевёл взгляд на меня.

— Нечего было на мой адрес свои продукты заказывать! — без всякой издевки, а скорее с горечью выдала я.

А Игорь рассмеялся.

— Надо было меня ими кормить, а им со твоего телефона заказать.

Я замерла. Знаменев, ты вовремя меня ущипнул. Вот что я бы сейчас сказала: ага, снесла к ним, точно на помойку, то, что не было нужно мне. Пусть так все и было, но ребёнок не должен чувствовать себя ущербно…

— Кстати, это все тролль! — пытался Игорь получше замять неприятное начало разговора, чтобы мой племянник запомнил лишь его конец. — Это же Гошкина книжка виновата, что я тебе его купил.