15 лет и 5 минут нового года (СИ) - Горышина Ольга

— А на себя ответственность брать не хочешь?

— Я же сказал, что готов жениться. А для меня это равно ответственности.

— А для меня чему это равно? Ребенка обратно не засунешь…

— Засунешь… Меня ж засунули.

— Так чего ж ты вдруг решился сам плодить несчастных детей?

— Потому что надеюсь, что мой ребенок будет счастливым, потому что его папочка настрадался за обоих. Ну и ты пожила без отца, так что знаешь, по чем фунт лиха… Мы достаточно взрослые, чтобы понимать, что даст бог зайку, даст и на полянку, на деле не работает. Я травку вырастил для зайки. Нужно теперь зайку, пока она зеленая и не заколосилась…

— Почему для этого нужна именно я? — цедила я зло. — Я же грубая… Матом ругаюсь. Не читала хороших книжек. Чему я могу научить твоего ребенка?

— Ну… Научат его профессионалы. Литературам там всяких. А жизнь ты знаешь, и это главное… Любить умеешь…

— Да с чего ты взял? — я перегнулась к нему через стол на руках, потому что не рискнула разгибать ног. — Ты не знаешь такого слова «любить». В толковом словаре посмотрел, что ли?

— А ты знаешь? — и сам себе ответил: — Знаешь… Иначе бы не злилась и не ревновала. Я знаю, как ведут себя женщины, которым плевать: у меня было таких в жизни аж целых две — мать и бывшая жена. Ты не они. Ты не головой живешь, а вот именно тем, что у тебя между грудей.

В ту же секунду указательным пальцем Игорь прижал мой пуловер в ложбинке. А у меня в то же мгновение появилось чувство, будто он вогнал мне в сердце осиновый кол.

— А ты чем?

— Чем раньше жил, тем не живу больше. А этим местом ты меня научишь жить. Уверен, у тебя получится.

Он убрал руку и снова спрятал пальцы под локти, подальше от моих глаз.

— Иди руки вымой. И чай выпей. Остынет. Я тебе бутер сделаю.

— Не хочешь сходить в ресторан за супом?

— Ты хочешь?

— Нет. Но на людях ты хоть ругаться не будешь.

Он взял чашку и принялся пить обжигающий чай, не дуя. Решил продемонстрировать, какой крутой? А мне плевать…

Я пошла обуваться. Брать с собой ничего не надо. Поводок остался в клинике.

— Малина, можно мне не уезжать? — спросил Игорь, выйдя в прихожую.

— Ты хочешь продавить меня, да?

— Нет. Не хочу спать один. Вот и все.

— В твоем возрасте нужно спать на хорошем матрасе, — передразнила я его утренние слова.

— В моем возрасте спать надо с хорошей женщиной. А матрас приложится. Так я останусь? — задал вопрос таким тоном, что тот даже не прозвучал вопросом.

— Нет, Игорь. Мать может припереться. А знакомить вас — последнее, что мне сейчас хочется делать.

— Хорошо, — испепелил он меня взглядом. — Привезем собаку, и я уйду.

Ещё обижается… Как все мужики! Вел машину молча, даже ел молча. Впрочем, мы пришли в ресторан не говорить. Наговорились до оскомины за пустой чашкой чая. Обеденным фоном шла теперь спокойная музыка без всяких наших неспокойных слов, пусть мы и продолжали их обдумывать.

За собакой поехали на машине, потому что Игорь решил, что по льду через три двора Грету не понесёт. Оказался прав, чуть не поскользнулся, пока шёл с ней к открытому багажнику. Даже не стал проверять, будет собака качаться на собственных лапах или доковыляет самостоятельно. Решил по моим прошлым рассказам, что на ручках будет безопаснее для всех нас. Двери действительно такие узкие, что даже я в прозрачном воротнике не вписалась бы в поворот и без всякого наркоза.

Грета покорно легла туда, куда ее положили. Не проснулась окончательно. Ее хозяйка тоже жила в каком-то наркотическом опьянении, хотя наркотик не надушился сверх меры, но мне хватало исходящих от него злобных флюидов.

Думал, все будет по щелчку пальцев, как всегда. Как всегда в любом случае не будет — нет у нас опыта с этим непонятным «всегда», всю жизнь прожили под знаком «иногда». А теперь что перед носом: кирпич? Проезд закрыт? Объезд? Или впереди железнодорожный переезд? Я и чувствовала себя, будто меня поездом уже переехало. Все тело болело. Не от дивана же, а от соседа по дивану…

Игорь донес Грету от машины до подстилки: я разрешила ему не разуваться. Боялась, что если разуется, не уедет. И что мне силой ему ботинки шнуровать? Слов он уже не понимает. Не слышит. Не хочет слышать и понимать. У него есть цель — и прет, как танк.

— Малина, ты подумаешь? — напомнил у дверей.

Отдал ЦУ. Я никуда не уйду, потому что твое мнение очень ценно для меня…

— О чем именно? О салоне? Что тут думать…

— Правильно, нечего! — перебил Игорь довольно грубо. — Он уже твой. Хочешь заняться им после НГ, флаг тебе в руки. Если говоришь, что у тебя все расписано, то и у них порядок с клиентами — проблем с прибылью не будет.

Он говорил и смотрел. Потом просто смотрел, а я кусала губы.

— Игорь, пока Грета болеет, я никуда не поеду. Пока мне нужно ходить на работу, я тоже никуда не поеду…

— Хорошо, — он вдруг взглянул на часы, яблочные. — В пять минут нового года дашь ответ: да или нет.

Я привалилась к стене. Не сейчас, а еще в самом начале разговора.

— Ты хочешь встретить Новый год вместе? — спросила совсем тихо.

— Отпределенно. Иначе не получу ответ «да».

— А другого не примешь?

— Нет. Ответ «нет» вообще не ответ у женщины. Не знала, что ли?

— То есть твердое «нет» могут говорить только мужчины?

— Не знаю… Никогда не говорил. Или говорил? Что такое ты у меня спрашивала, что я забыл?

Я опустила голову, провела носком тапка по плитке.

— Не спрашивала…

— Позвонишь, когда мне можно будет приехать?

— Я работаю в выходные. А за эти три дня ничего не изменится. Грета дома.

— И писать дома будет? Тебе ее вниз не спустить.

— Спускала. Ничего страшного. Она не такая тяжелая, как тебе показалось. Я привыкла ее таскать…

— Хорошо. Как грузчик я не нужен. Еще на что-нибудь сгожусь?

— На что интересно? — усмехнулась я и получила такую же усмешку в ответ.

— Поговорить, например…

Издевается. Мы друг над другом издеваемся.

— Игорь, езжай домой. Я пойду собаку поглажу. Ей сейчас намного хуже, чем тебе.

— Она спит. А я вряд ли усну.

— Опять себя жалеешь? А как же я? Моя душа?

— Так я хочу помочь твоей душе…

Интересно как? Растопить черствый сухарь в молоке? А если она уже камень? А болит по-привычке, по памяти… И я обняла и поцеловала Игоря по памяти лет, прожитых с ним где-то рядом, и по привычке, выработанной его поцелуями. Но он не поцеловал в ответ, просто обнял.

— Я пойду?

— Иди.

— Ты позвонишь?

— Позвоню. Иди уже…

30. "Свои, блин…"

Осенью главным элементом женского гардероба становятся шарфы двух видов: для улицы и для дома. Для дома особенно полезны, когда гостей нет, но зато болит горло. Не знаю, где простудилась — скорее всего перенервничала с Игорем. Или за Грету испугалась. Нос пока не тек, и я все еще надеялась спастись одним из многочисленных подарков Знаменева, народными полосканиями и всенародной жаждой денег, чтобы к рабочим выходным стать абсолютно здоровой любой ценой. Купила в аптеке дорогущий препарат. Хотя нужно было покупать Арарат, мед и горячий чай. Но у меня в квартире болел ребенок о четырех ногах и одном хвосте, так что лечиться приходилось исключительно безалкогольными средствами. Конечно, в доме была настойка, но она ждала маму, а мама была последняя, кого ждала сейчас я.

— Ты себя угробишь, таская собаку! — орала она на меня в трубку. Позвонила специально на городской, чтобы убедиться, что я безвылазно сижу дома. — Мужика нет, что ли, помочь?

Так, снова интересуется не собакой, а личной жизнью дочери.

— Мама, я отказалась от его помощи. Еще вопросы будут?

— Будут. Почему?

В ответ тишина, которая маму не то что не устроила, а прямо-таки взбесила.

— Малина, ну почему ты ведешь себя, как малолетняя идиотка?!

— А что, взрослая идиотка обязана захомутать первого встречного?