Александра Соколова - Просто мы научились жить (2010-2012)
Было странно очень пусто внутри – как будто система правил, выстраиваемая годами, вдруг дала течь и растеклась блестящей лужицей по немытому полу.
Так легко было ненавидеть все эти годы. Легко было жить, понимая, зная, кто виноват во всем, и на ком ответственность за случившееся и за все, что было после. А теперь вдруг оказалось, что все по-другому. И виноватых нет, и человек, записанный в смертельные враги, вовсе даже не враг.
Женька чувствовала физически, как рушатся в ее груди годами выстраиваемые стены и бастионы, и пугалась этого разрушения. Она скосила взгляд на Марину, сладко сопящую рядом, и дернулась от неожиданного ощущения нежности к ней. Такая маленькая, и такая красивая…
Что-то поднималось, расцветало внутри, и ощущения эти были до ужаса похожи на те, старые, еще домаринины, еще допитерские и даже доабхазские – ощущения бесконечной свободы и права выбирать то, что тебе нужно. И не просто выбирать, а желать этого всем сердцем, каждой клеточкой своего существа. И – о ужас! – идти и брать то, что тебе нужно.
Марина пошевелилась, и горячее дыхание обожгло Женькино ухо.
– Ты чего не спишь?
Руки дернулись привычно – оттолкнуть, послать, но Женя остановила их, и только крепче обняла Марину. Ее теплое тело было таким родным, таким знакомым, и – казалось – безвозвратно утерянным.
– А ты чего? – Хрипло спросила она, чувствуя, как Марина поворачивается, пытаясь уместиться удобнее на узкой полке, где вдвоем, конечно же, было безумно тесно, и как ее пальцы проходят по напряженным мышцам живота и ладонь вдруг накрывает лобок.
Перехватило дыхание, заколотилось сердце. Не было, не было в этом жесте ничего сексуального, ровным счетом ничего! Просто они всегда так спали – тогда, раньше, когда жили вместе, когда любили друг друга. Маринина голова на Женином плече, ладонь на лобке – и значит, все хорошо, все спокойно, завтра будет новый день, такой же чудесный и полный открытий, как этот.
По изменившемуся тембру дыхания Женя поняла: заснула. Не дождалась ответа на вопрос, да и был ли он, этот вопрос, осознанным или всего лишь мороком беспокойного сна – кто знает?
Она зевнула, и, успокоенная, закрыла глаза.
А утром пришла реальность. Реальность, в которой были затекшие руки, уставшие от неудобной позы мышцы спины, и смущенные взгляды, которые некуда было деть и некуда спрятать.
Марина вела себя как ни в чем не бывало – переодеваться ушла в туалет, вернулась оттуда только через час – чистая, пышущая свежестью и красотой.
– Тебя на обратном пути не растерзали остальные пассажиры? – Женька выглядела не в пример хуже, под ее глазами расплывались круги, а на лице до сих пор были видны следы подушки.
– Нет, – неожиданно серьезно ответила Марина, – они воспользовались другими вагонами. Котенок, ответь, куда мы все же едем?
Ах, да, и правда – она же так и не сказала. И теперь, когда они уже проехали Таганрог, и стало ясно, что путь их лежит дальше, придется отвечать.
Женька жестом пригласила Марину присесть, подвинула к ней стакан со свежим кофе, отпила из своего и сказала:
– Янка рассказала мне, что Лена была там, в Питере, но очень недолго. А когда уезжала – прислала сообщение, что едет туда, где живет ее сердце. Думаю, я знаю, что она имела ввиду.
От ее взгляда не укрылось, как изменилось лицо Марины во время этой тирады. Она выглядела разочарованной, и почему-то испуганной. Но быстро взяла себя в руки, и разочарование сменилось оживлением:
– И что же?
– Сочи. Она поехала туда, где провела последние дни ее единственная любовь. Саша.
Губы Марины дрогнули в гримасе, и скривились. Она задумалась, но уже через секунду кивнула:
– И как же мы раньше об этом не подумали…
– Да, – Женька сделала еще глоток и продолжила, – если вдуматься, куда еще могло понести это чудовище? Только туда, где ей было по-настоящему хорошо, где ее принимали и любили, и главное – где любила она.
– Но Жень! Сочи большой город. Где ты собираешься ее искать?
– Мы найдем больницу, в которой умерла эта ее Саша, и пораспрашиваем персонал – если Ленка там, то она наверняка заходила туда, и не раз.
– Нет, – Марина покачала головой, – начать надо не с этого. Нам нужно найти не место, где она умерла, а место, где ее похоронили. И вот там точно будут Лекины следы. Если она, конечно, там.
– Конечно.
Женька кивнула, соглашаясь, и запоздало подумала, что Марина, кажется, не такая уж дурочка, какой всегда казалась.
***Кристинин день рождения отмечали узкой и грустной компанией. За столом собрались только Толик, Леша, Инна, и сама виновница торжества. Дети, включая Женьку-младшего, были на даче, а Лизу именинница категорически отказалась приглашать, мотивируя это абсолютным нежеланием видеть «эту идиотку» у себя дома.
Первый час все еще держались и старательно веселились, гоняя официантов за новыми и новыми бутылками, и то и дело выходя танцевать под современную музыку. Но когда пить без перерыва стало уже невозможно, а глаза затуманились от количества выпитого, искусственное веселье растаяло, словно его и не было.
Толик сидел мрачный, задумчиво поглаживая живот под парадным пиджаком. Кристина ковырялась в тарелке с салатом, а Леша и Инна делали вид, что слушают очередной шедевр отечественной эстрады – что-то там про «прощай, прости навсегда».
Каждый думал про себя – ну когда же это кончится, когда же можно будет наконец вежливо попрощаться, и уйти из этого неплохого в общем-то ресторана, в котором все прекрасно – и блюда, и обслуживание, и интерьер, вот только настроения нет никакого и желания веселиться нет тоже.
Лежащий на столе телефон разразился цыганской мелодией. Кристина оживилась, схватила трубку и заулыбалась:
– Привет, Ковалева! Да, спасибо. Да. Спасибо тебе, дорогая! Счастлива, что ты позвонила! Конечно, развлекаемся – сидим в ресторане с Инкой и Лехой. Ой, ну конечно Толька здесь, куда ж я без него? А ты как? Куда?
Леша, зачарованно наблюдающий за разговором, весь подался вперед. Он ловил каждую смену выражения Кристининого лица, надеясь по ним догадаться, о чем идет речь в разговоре.
– Ой, ну не знаю, Ковалева. Мне кажется, это как-то слишком для Леки. Нет, ну тебе виднее, конечно же… Скажи мне другое, дорогая. Ты уже больше недели катаешься, домой-то когда соберешься?
Она сделала паузу, слушая ответ, и сморщила лоб.
– Да помню я все про месяц! Смотри только как бы этот месяц в год не превратился. Ладно, люблю-целую, даю трубку Лехе, а то он меня сейчас сожрет глазами.
Леша выхватил телефон, прижал к уху и, довольный, расплылся в улыбке. Галстук на его парадной белой рубашке съехал в сторону, придавая ему немножко комичный вид.
