Свет ночи - Дмитрий Яковлевич Стахов
— Ах ты, гад! — Бадовская лупит Мальчика длинным концом повода, я встаю на колени рядом с Бузгалиным, достаю из наполненного слюнями рта толстый, скользкий язык.
Мы с Бохановым делаем Бузгалину искусственное дыхание. Накрыв его рот платком, я вдуваю в него воздух, Бузгалин открывает глаза, начинает дышать, его лоб разбит, затылок тоже, под ним лужица крови. Мы кладем Бузгалина на бок, Боханов снимает рубашку, рвет на лоскуты, начинает перевязку, а Бадовская, выпустив из рук повод Мальчика, звонит в «скорую». Выясняется, что одна машина только что уехала на дорожную аварию, случившуюся при выезде из городка, возле кладбища, а другая приехать не может из-за неполадок с тормозами. Бадовская вызывает мать-диспетчера, просит прислать такси, та говорит, что этой ночью на линии было лишь одно такси, именно оно и попало в аварию…
…Лиза прячет телефон, говорит, что если она все правильно поняла, от кладбища до места аварии каких-то полтора километра, и если мы поторопимся, то сможем отправить Бузгалина в больницу на той же «скорой», что поехала на вызов.
Мы усаживаем бесчувственного Бузгалина на холку Мальчика. Бадовская запрыгивает в седло, придерживая одной рукой Бузгалина, скачет вперед, они растворяются в темноте, и только перевязанная голова Бузгалина мотается из стороны в сторону.
Мы с Бохановым быстрым шагом идем следом, доходим до перекрестка с основным, ведущим от городка шоссе. Далеко-далеко видны мигающие огни «скорой» и машины ДПС. Мимо нас проносится тупорылый армейский фургон с большим красным крестом на боку. Фургон тормозит, его заносит, он чуть не сваливается в кювет, потом лихо сдает назад.
— Добрый вечер, Антон Романович! — открыв дверцу, говорит майор Кламм, из-за его плеча выглядывает Поздышев, он подносит руку к козырьку надвинутой на лоб фуражки. — Поздышев! Сидя честь не отдают!
— Я просто приветствую Антона Романовича, — Поздышев обижен. — Его начальник теперь наш командир, ребята в гараже сказали — может к нам приехать, с проверкой, он уж разгребет то, что прежние наваляли, правда, Антон Романович?
— Добрый вечер, Геннадий Самсонович! — говорю я, кивнув Поздышеву — мол, да, разгребет, еще как разгребет. — Вы нас не подбросите? Нам вот…
— Так и мы туда, Антон Романович! У штатских одна «скорая» на ходу, а другая сломана. Бардак! Нам Михал Юрич позвонил, говорит — авария, помогите транспортом, Иван Суреныч уже в госпитале договорился, пострадавших туда повезем, трое пострадавших, а машина — одна, ну согласитесь — ведь бардак, да?
— Гена, заткнись! — раздается женский голос из глубины фургона, и крепкая рука сдвигает боковую дверь. — Антон Романович! — Анна Кламм — сама энергия. — Я так давно вас не видела! Что вы узнали? С кем говорили?
— Э! Короче! — Боханов залезает в фургон, я — вслед за ним.
— Я расскажу, — говорю я, боком усевшись на жесткое сиденье. — Ничего нет тайного, чтобы…
— …это не стало явным! — заканчивает Поздышев, трогая фургон с места.
— Антон Романович хотел сказать совсем другое! — Анна возмущена, ее ноздри раздуваются. — Гена, скажи своему солдату…
Майор треплет Поздышева по плечу.
— Мне кажется, Антон Романович хотел сказать именно это, — говорит майор. — Когда я имел честь общаться с Антоном Романовичем первый раз, я почувствовал — Антон Романович человек прямой, искренний, и он обходится без кривотолков.
— Гена, я после первой встречи почувствовала — ты тупой зануда!
— Но, милая…
— И мне потребовалось столько лет, чтобы убедиться — первые чувства всегда самые верные! Антон Романович! Вы знаете, что у Лебеженинова, того, что лежит в гробу, на подошвах свежее собачье дерьмо? Соскоблили, отправили на анализ. Выяснили — это дерьмо собаки, что сидит на цепи у дома родителей его вдовы. Современные методы исследования точны и занимают так мало времени! Вот только проводятся они на импортном оборудовании, по зарубежным методикам, а выдающиеся открытия, сделанные нашими учеными, не находят воплощения! Только пушки и самолеты, на которых летают такие неумехи, как…
— Милая, а что еще обнаружила комиссия? — почти шепчет майор.
— Изъяла баночку со спермой, которую его вдова держала в холодильнике! У них было соответствующее решение суда!
— Решение суда на изъятие спермы?
— Решение на изъятие всего, что имеет отношение к бродящему по нашему городу ожившему покойнику, зануда!
— То есть таким образом суд признал, что наш покойник ожил?
— Да! Если угодно! Признал! Но что есть суд? Послушное орудие в руках власти!
— И получается, наш Лебеженинов — официально признанный судом оживший покойник?
— Да! Да! Пусть официально признанный, только отстань! Ведь эксперты выяснили, что…
Кламм говорит очень громко, Боханов смотрит на нее с восхищением и ужасом. Майор, продолжая похлопывать Поздышева по плечу, кивает в такт ее словам, улыбается, его глаза полузакрыты.
— …что сперма эта — действительно сперма Лебеженинова!
— У них были образцы?
— Зачем им образцы?
— Ну надо же было сравнить сперму покойника со спермой живого!
— Сравнивают не сперму, а образцы ДНК! Тупой! У тебя две извилины!
— Ты раньше говорила — одна.
— Вы не могли бы повременить с выяснением отношений? — обращаюсь я к Кламм. — Спасибо! Скажите, Анна, разве анализ ДНК можно провести так быстро? У меня есть знакомый, у него брали пробы ткани для разных тестов, так эти тесты длятся уже почти неделю, а тут…
— Это экспресс-тест! Новейшая технология! Бабушка ученого, со стороны отца, того ученого, который разработал этот тест, родом из нашего города, между прочим, когда все тут развалили, они уехали, а теперь он, и бабушка его, и отец — граждане другой страны! Это несправедливо! Обидно, что наши покойники…
Узнать, почему Кламм обидно за наших покойников, не удается: Поздышев тормозит, объезжает почти перегородивший дорогу тягач с длинным прицепом, съезжает на обочину, впереди,
