Волны памяти - Изольда Рыбкина
— Но больше всех обрадовался появлению нашей героини принц. Он влюбился в неё с первого… Нет, со второго взгляда, и больше не представлял себе жизни без неё…
— Ой, всё — дошли до банальщины… — махнула я рукой и закатила глаза, но не смогла скрыть улыбку.
— Неужели тебе не интересно узнать, чем окончится сказка? — между тем спрашивает Игорь.
— Неужели как-то нестандартно? — иронично спрашиваю «сказочника». — Может, принц поцелует принцессу, а она превратится в лягушку?
— Или к ней вернётся память, и она уедет обратно в своё королевство… — неожиданно Игорь говорит эти слова не просто серьёзно, а с тревогой и грустью. Будто ждёт от меня ответа на незаданный вопрос, и я понимаю, что не одна думаю и волнуюсь о нашем будущем.
— Не вернётся… — отвечаю отстранённо. — Принцесса, очевидно, никому не нужна в своём старом королевстве. Её ведь даже никто не искал, когда она пропала.
— Алён, — восклицает Игорь и по привычке называет меня этим именем. — А ведь и правда! Почему тебя никто не ищет? У меня полно знакомых в полиции, если бы они увидели ориентировку, наверняка бы сообщили.
— Я же говорю: никому я не нужна…
— Да подожди! Я не верю, что такое возможно. Давай завтра после посещения детского дома пойдём в местную полицию, вдруг кто-то подавал заявления о пропаже в последний месяц, а ему по каким-то причинам не дали широкую огласку.
Я согласно киваю, хотя мало верю в предположение Игоря.
— Ну, что сказка тебе сон не принесла, как вижу, — меняет он тему. — Тогда давай спою колыбельную!
И Игорь затягивает песню из «Спокойной ночи, малыши», которую я помню с детства. Поёт отвратительно, намеренно коверкая слова, и жутко фальшивит. Мне приходится прекратить эту слуховую муку и поцеловать любимого мужчину.
* * *
— Честно говоря, я ожидал от Людмилы Алексеевны чего-то поинтересней, — говорит Игорь, когда мы выходим из двора детского дома.
— Ты хотел услышать, что Татьяна — мать Елены, ну и, наверное, моя?
— Не буду лукавить, это было бы логично и многое объяснило, — рассуждает мужчина. — Стало бы понятно, почему Элен её притащила в наш дом, да и прослушка бы понятно было, зачем стояла.
— А меня зачем ей подставлять, если я её дочь? — не сходится у меня в голове картинка.
Игорь разводит руками.
— Зато мы знаем адрес, по которому проживает твоя мать.
— Скорее — проживала пятнадцать лет назад. Какова вероятность, что она не сменила место жительства за столько лет?
— Люди всю жизнь могут жить в одном доме, в этом ничего удивительного, — говорит Игорь, когда мы садимся в машину к Кириллу.
Назвав адрес, он вбивает его в навигатор, и уже через десять минут мы стоим перед домом в частном секторе.
— Ты оказалась права, — говорит Игорь, с тоской глядя на заброшенный, поросший травой участок, в глубине которого чернеет старый полуразвалившийся дом с разбитыми окнами и местами проваленной крышей. По цвету стен было понятно, что он пережил пожар, который хотя и не уничтожил дом полностью, но и лишил его пригодности для жилья.
— Что будем делать? — спрашиваю у него, тоже разглядывая это место, при этом совершенно не узнавая и не чувствую к нему какой-то привязанности. — Мне кажется, что я тут была либо очень давно, либо не была вовсе — этот район города мне совсем не знаком.
— Давай попробуем поспрашивать соседей про хозяев дома, — предлагает Игорь и подходит к калитке добротного кирпичного флигеля рядом.
Ему навстречу выскакивает злющая мелкая собачонка и заливается таким лаем, что вскоре вся округа превращается в собачий хор, исполняющий какую-то нецензурщину.
С горем пополам нам удалось докричаться до нескольких соседей, однако что-то полезное узнать так и не вышло — некоторые переехали сюда, когда дом уже был заброшен, старики, живущие напротив только назвали имя матери — Светлана, — которые мы и без них знали от Людмилы Алексеевны. По фото Татьяны никто её опознать не смог. «Вроде похожа», — прокряхтел дедуля лет восьмидесяти, а его супруга, которая была годков на пять помоложе, авторитетно опровергла его слова: «Вообще не Светка!» — и пошла в дом.
— Поедем лучше в полицию, — в отчаянии махнув рукой, скомандовал Игорь.
* * *
Полицейский участок в Рыбинках был полным антиподом тому, в котором я была в Москве. Здесь не покидало ощущение, что ты не в казенном заведении, а в коммунальной квартире. Вокруг ходят какие-то люди с дымящимися кружками, из которых свисают на ниточках ярлычки от чайных пакетиков. Пахнет лапшой быстрого приготовления и грязными носками. Хотя, не исключено, что последний запах относится к тому же «блюду».
— Нам нужно поговорить с дежурным или участковым, — говорит Игорь жующему багет полицейскому на проходной. Тот стряхивает часть крошек с живота и звонит кому-то по внутреннему телефону. Нас направляют к начальнику участка.
Молодой мужчина, примерно возраста Игоря, оказывается главным здесь, так как, судя по всему, единственный имеет отдельный кабинет. Мы представляемся, а когда дело доходит до цели обращения в участок, служитель порядка вдруг выдаёт:
— Ну, точно! Неделю назад приходила женщина и показывала мне Вашу фотку! Говорила, что дочь её на телефон уже три недели почти не отвечает.
— Так почему же вы в розыск не подали?! — возмущенно восклицает Игорь.
— Так подали, — оправдывается полицейский. — Вчера всё передали в область.
— Как вчера?! — не унимается мой немуж. — Почему только вчера!? Человек пропал…
— Да интернета у нас не было на выходных, — нелепо врёт горе-начальник. — А сотрудники вообще, знаете какие? Они пока нормально протокол составят — человек и сам найдётся. Вот, кстати, видите — Вы же нашлись!
— Дайте нам координаты заявителя, — отчеканивает Игорь, не желая тратить время на споры с полицейским. — Как зовут женщину, которая подала заявление?
— Сейчас, сейчас… Вот: Светлова Анастасия Павловна. А ищет она… Так, так. Ага! Светлову Ольгу Андреевну, тысяча девятьсот девяносто шестого года рождения.
Глава 29
Мы выходим из участка. У меня в руках бумажка с заветным адресом. Деревня Ивановка находится в двух километрах от Рыбинок. Там мой дом. Я нервничаю и тереблю сложенный вдвое тетрадный листок.
Ладошка вспотела, как в детстве, когда рассказывала стишок Деду Морозу, а в кулачке держала фантик от только что съеденной ириски — моей любимой конфеты. Да, это воспоминание из детства всплыло само собой, и воспринялось так естественно, будто я никогда и не забывала этого. Пытаюсь
