Клубничный Яд - Дж. Л. Кенна

— Я не страдаю от неуверенности в себе, и твоя маленькая истерика не заставит меня сорваться. Дразни меня сколько угодно, Рыжая, ты ничего этим не добьешься.

— Правда? Ты приходишь посмотреть как спят все похищенные тобой девушки, Килл? Или только на тех, которые не действуют тебе на нервы? — с ухмылкой говорит она, и мне хочется стереть это самодовольное выражение с ее лица своим членом.

— Какого хрена? — говорит она, перебирая второй пакет. Она достает стопку сложенной одежды. Стопку своей сложенной одежды. — Откуда это?

Я смотрю на образовавшуюся морщинку между ее бровями и дарю ей такой же хмурый взгляд в ответ. Очевидно, что мы оба раздражаем друг друга. В общем? Вероятно. Сексуально? Я бы поставил свое правое яйцо на это.

— Я был у тебя в квартире, — говорю я без намека на эмоции, чтобы она не подумала, что мне не всё равно от того, что она расстроена. Когда я был моложе, я тоже играл в эти игры с Шоном. Это ребячество, я знаю, но я просто играю по правилам своей аудитории. — Как ты сказала? Ах да, ты написала, что хочешь «одежду, которая не пахнет эгоистичным, убийцей — психопатом», — моя ухмылка показывает, как мало меня трогает эта драматическая постановка с ее стороны.

— Как ты…

— Узнал, где ты живешь? Попал в твою квартиру? — я качаю головой, моя ухмылка превращается в оскал. — Не оскорбляй меня, Рыжая.

Я провожу большим пальцем по нижней губе, наблюдая, как взгляд Рыжей опускается и отслеживает мое движение.

— Я пригрозил твоему домовладельцу, сказал, что доведу его до полусмерти, если он тронет твои вещи или сдаст квартиру кому-нибудь другому, ведь месяц уже почти закончился. Можешь поблагодарить меня позже. Хотя мне плевать, куда ты пойдешь, когда это всё закончится, я бы не советовал возвращаться туда.

Я не собирался сегодня вступать в эту незрелую битву. По правде говоря, я надеялся, что она притворится, что всё в порядке, чтобы я мог игнорировать огромного слона в комнате. Но видеть ее самодовольное капризное лицо — уже достаточно, чтобы я захотел заткнуть ее рот своим членом, лишь бы она замолчала.

— Нет, полагаю, тебе вообще плевать на всё, Килл.

Ее комментарий застал меня врасплох. В основном из-за горечи и, осмелюсь сказать, разочарования, прозвучавшего в ее тоне. Тем не менее, она не ошиблась — мне действительно почти на всё наплевать.

Я запускаю руку в карман, пальцы на мгновение касаются цепочки ожерелья, прежде чем я вытаскиваю монету и начинаю тереть ее о ладонь.

Рыжая глубоко вздыхает и приподнимает одну бровь, отводя взгляд с выражением явной ненависти ко мне. Но когда ее глаза снова возвращаются ко мне, она… меняется.

Ее взгляд тяжелый, и когда ее язык на мгновение выглядывает между губами и скользит по нижней, она проходит мимо меня к краю кровати, покачивая бедрами, будто где-то в комнате играет музыка. Когда она садится, то опирается на локти, слегка раздвигая колени, давая мне возможность увидеть крошечный пик между гладкими манящими бедрами. Белые хлопковые трусики. Те самые трусики, которые я принес домой, чтобы постирать вместе с остальной одеждой, которую она носила здесь. Мне пришлось два часа усиленно тренироваться с борцовской грушей, чтобы не подрочить, держа в руках ее немного поношенные трусики. Они пахли потом, возбуждением и клубникой.

Я кусаю себя за щеку, пока кровь не скапливается на языке.

— Что ты делаешь? — говорю я спокойно, но мои глаза тяжелы от вожделения.

Она сидит, ее локти упираются в колени, пышные сиськи видны сквозь ворот рубашки. Моей рубашки.

— Мне скучно и надоело, — мурлычет она. — Давай… помиримся.

Еб твою мать.

— Давай… не будем, — я редко горжусь собой, но в этой игре «тяни-толкай» — насколько бы она ни будоражила мое желание — я собираюсь выиграть. И наблюдение за тем, как растет раздражение на ее лице — насколько бы это ни напрягало мой член, — меня только веселит.

Рыжая выпрямляет спину, явно пытаясь скрыть тот факт, что она в шаге от того, чтобы взорваться.

— Ты думаешь, что можешь приходить сюда, смотреть, как я сплю, а потом использовать меня как свою личную куклу для секса, и я ничего с этим не могу сделать?

Слова «кукла для секса», сорвавшиеся с ее милых губ, чуть не сломали те слабые оковы, которые я едва удерживаю, как вулкан, готовый вот-вот извергнуться.

— Я не трахал тебя, — проговариваю я, стискивая зубы так сильно, что, кажется, они вот-вот треснут.

— Я знаю. Жаль, правда?

Я фокусируюсь на ней, пытаясь понять, что она задумала. Четыре минуты назад она была готова вонзить нож мне в селезенку.

— Слушай, вчерашний вечер не должен был закончиться так, — говорю я. — Я не собирался ничего делать. Нас, очевидно, очень сильно тянет друг к другу, но такое больше не должно повториться…

— Правда? — она встает, делая шаг вперед, и моя коленка оказывается между ее ног. — Жаль. Потому что мне это, возможно, понравилось…

Боже правый, Христос всемогущий.

Я убираю монету в карман и медленно поднимаюсь с кресла, глядя на Рыжую, как на кекс во время строгой диеты. Я делаю небольшой шаг вперед, так что мы оказываемся нос к носу. Носки моих ботинок прижаты к ее босым ногам, на которых сверкают ярко-красные ногти.

— Поиграй со мной, Килл… — ее сладкий, соблазнительный голос угрожает лишить меня здравомыслия.

Она моргает несколько раз, втягивая нижнюю губу в рот и прикусывая ее, что заставляет мои брюки еще больше натянуться на затвердевшем члене. Но я уже не так потерян, как был прошлой ночью. Что бы она ни задумала, я почти рад возможности всё прекратить.

Я провожу рукой по ее щеке, наклоняясь так, что мои губы едва касаются ее. Ее дыхание прерывается в горле, и она слегка подает грудь вперед. Я сжимаю кулак другой руки, чтобы не дать себе скользнуть ею по телу и не сжать грубо ее грудь в своей ладони.

— Рыжая… — шепчу я.

— Да? — отвечает она.

— Я бы не трахнул тебя, даже если бы твоя киска была последней на планете, — произношу я.

С этими словами я отстраняюсь от нее, сразу же скучая по теплу тела. Я поворачиваюсь, с улыбкой на лице, и направляюсь к двери с решимостью позвонить кому-нибудь из своих парней по спаррингу, чтобы избавиться от этого напряжения. Королева Капризов, возможно, и довела меня до предела настолько, что я мог бы разнести весь этот