Американский принц - Сьерра Симоне

У меня дрожали руки. Я неловко вскочил на ноги, вытирая свой рот и пытаясь отойти на достаточное расстояние, но при этом не вылететь из кабинета.

Он удивился, наблюдая за мной.

— Ты в порядке?

Я не был в порядке.

— Могу я закончить свои отжимания в другой раз? Сэр?

Веселье испарилось, и Колчестер мгновенно качал головой.

— Ты сделал достаточно, лейтенант. Считай, что ты искупил вину. — Эш не извинился.

И я обнаружил, что не хочу, чтобы он это делал.

ГЛАВА 15

Эмбри

Прошлое

— Иди, или я тебя туда толкну! — крикнул Колчестер на Дага.

На заднем плане раздался теперь уже знакомый щелк, и нас чуть не сбило с ног взрывной волной, пронесшейся через коридор.

— На связь, — сказал я в рацию, хотя в моих ушах слишком сильно звенело, чтобы я мог услышать, ответили ли. Эш все еще кричал на Дага, не обращая внимание на взрыв; из коридора послышалось больше криков.

Всего три часа назад я и остальная часть группы Эша приехали в заброшенный город Каледония, чтобы создать форпост. Предполагалось, что это будет легко — или это воспринималось легкой задачей в эти дни — для нашей задачи не требовалось никаких пушек, только несколько прочных стен и несколько генераторов, достаточно было выбрать одно из эвакуированных зданий и укрепить его. Прочесывание других зданий в городке должно было быть поверхностным, неважным.

Это была ловушка. Гребаная ловушка. Все гребаное время.

Эш подумал, что шахта лифта — удачный путь, чтобы выбраться, и почти вся группа, которая была поймана в этой западне, спустилась в подвал, но, не хватало трех парней. Трех моих парней. Эш настаивал, что должен последним спустится вниз, и вначале я собирался ждать вместе с ним потому, что не мог переварить мысль о том, что он будет ждать в одиночестве, но сейчас, когда трое моих людей оказались на этой нейтральной территории между нижними этажами и верхними, занятыми врагом, я ни за что на свете не мог уйти.

— На связь, или я спускаюсь вниз, черт подери, — закричал я в рацию. Я попытался разглядеть хоть что-то в коридоре, но везде был только дым.

Иисусе. Меня назначили сюда две недели назад, и вот я скоро умру. В старом многоквартирном доме, за полмира от моей семьи, в метрах от человека, которого люблю. На гребаном линолеуме. Кто бы захотел сделать свой последний вздох на гребаном пожелтевшем линолеуме?

Что бы Эш не кричал Дагу, это сработало. Даг пробрался назад в шахту через открытые двери лифта, используя небольшую лестницу, прикрепленную к стене, продолжив путь. Эш повернулся ко мне.

— Готов?

Я покачал головой, указывая в коридор.

— Там еще трое наших, сэр.

Его зрачки немного расширились, когда я сказал «сэр», как и всю неделю с того странного момента с отжиманиями в его кабинете. С тех пор мы не общались, или, по крайней мере, не говорили ни о чем, что не касалось бы должностных обязанностей и войны, но этот момент между нами затянулся, и я не мог смотреть на его лицо и не вспоминать о том, как ощущалась кожа его ботинок под моими губами. У меня было такое чувство, словно он видел это во мне, словно он чувствовал запах отчаянного замешательства, горевшего в моей крови, но он не давил, не преследовал меня. Если уж на то пошло, у меня было такое чувство, что ему было немного обидно от того, что я держался на расстоянии, так что я уже дважды причинил ему боль из-за того, что я был слишком долбанутым, чтобы взять себя в руки и признаться в том, чего хотел.

Это было мучительно. Каждая минута.

Но сейчас все это осталось позади. Нужно было сделать слишком много, чтобы выжить здесь и сейчас.

— Я иду туда, — добавил я, снимая с плеча M4.

— Это небезопасно…

Я уже был в коридоре. Я в любом случае собирался пойти за находящимися в затруднительном положении солдатами. Я слышал, как Колчестер выругался позади, услышал громкий крик откуда-то из коридора, за которым последовали три автоматные очереди.

Моя рация затрещала, раздались слова людей, оказавшихся в ловушке в коридоре:

— Они здесь! Они на южной лестничной клетке… — рация снова затрещала, прерываясь громкими хлопками, которые я слышал, как по рации, так и вне нее.

Взрывная волна не задела пол и большую часть стен, но загорелись некоторые части стен — мне потребовалось мгновение, чтобы понять, что это были деревянные двери в квартиры. Едкий запах горящей краски пронзил мой нос.

— Бля, — пробормотал я, пробираясь сквозь дым. Мой палец плотно прилегал к курку. — Бля, бля, бля.

Послышался треск. Раздался крик, я прошагал сквозь дым и обнаружил своих ребят, укрывающихся в дверном проеме, один из них сжимал кровоточащую руку.

— Я вас прикрою, — сказал я, стараясь говорить тихо, чтобы мой голос не разносился по коридору. — Идите к лифту.

Внезапно рядом оказался Эш — он следовал за мной в окутанный дымом тупик. Раздался крик на украинском языке, и Эш толкнул меня в проем и метнулся следом, глубины ниши едва хватало, чтобы нас скрыть. По краям его защитных очков отражался танец огня, из-под шлема стекала струйка пота и скользила по сильным изящным линиям его шеи. Он был напряженным, настороженным, но полностью контролировал себя, его напряженность подавлялась безграничным чувством спокойствия. Находиться рядом с ним в этом линолеумном аде было похоже на ощущение, когда прижимаешь ладонь к нагретой солнцем гальке или закапываешь пальцы в песок: по своей сути успокаивающим, приземленным, напоминающим о том, что такое настоящая сила.

Вот каким являлся Эш во время битвы. Неизбежность камня, сила бури и волн.

Он взглянул на меня и толкнул в плечо своим плечом.

— Мы выберемся отсюда, Эмбри.

Я нахмурился, глядя сквозь дым в конец коридора.

— А эти карпатские ублюдки не смогут.

Прямо сейчас мне было похер на то, почему сепаратисты хотели жить в своей собственной стране; мне было похер на все, за исключением того, что они пытались убить людей, которые мне были дороги, они пытались убить меня, так что, пусть идут нахер. Пусть идут нахер за то, что выбрали для жизни этот ободранный покрытый соснами кусок дерьма, а не страну, за то, что выбрали это чертовски уродливое дерьмо постсоветских времен, в котором я должен был умереть, пусть идут нахер.