Американский принц - Сьерра Симоне
И это пугало меня больше всего на свете.
Так было решено: никакого Колчестера. И ради него, и ради меня самого.
Вот так прошли годы.
* * *
Мир снова изменился. Я присел на корточках за креслом в столовой, в доме на озере, принадлежащем Вивьен Мур, ожидая, как из-за угла вынырнет Лир, а я смогу его схватить и притвориться, что ем его, словно великан-людоед, когда зазвонил мой телефон. Это была Морган.
Морган: Ты видел новости?
Я: Нет, я играю с Лиром, а затем мы будем есть. Кстати, ты придешь на ужин?
Морган: Просто включи новости, идиот.
Я дождался Лира, набросился на него и покусывал его щеки, а он хохотал и выгибался в моих объятиях. Обычно он был тихим маленьким мальчиком, серьезным и сдержанным, и только кузен Эмбри мог заставить его смеяться и визжать, поэтому всякий раз, когда я его видел, то заставить его смеяться было моей задачей. Возможно, это было извечное слабое место в моей «программе», потому что видеть смех и улыбки Эша доставляло мне столько же радости. Возможно, я просто не мог думать о том, что все эти серьезные люди проживают так серьезно свои жизни, тихо и торжественно воспринимают даже самые лучшие вещи в своей жизни.
Я бросил на диван неистово хихикающего Лира, щекоча его все еще по-детски упитанные ребра, потянулся к пульту.
— Еще! — умолял Лир.
Я взлохматил его темные волосы и включил телевизор.
— Кузина Морган сказала, что мы должны посмотреть новости вместо того, чтобы играть. Разве она не ужасна?
Лир кивнул, но он не суетился или не жаловался. Вместо этого он прильнул к моему боку и смотрел вместе со мной на большой плоский экран.
В новостях показывали Краков в огне.
«Карпатские сепаратисты бьют в центр оппозиции», — прочел я бегущую строку в нижней части экрана, и сразу стало ясно, что на этот раз все было иначе. Это были не спонтанные атаки на поезда и деревни. Происходящее вселяло настоящий ужас, было просчитанным, спланированным и безупречно выполненным. Пять зданий на главной площади, в самом центре города. Одновременная бомбардировка базилики Святой Марии. Девятьсот человек погибло.
И Мелвас Кокур, самозваный лидер «Карпатской Нации», взял на себя всю ответственность.
В зверстве не было ничего нового. Не было ничего нового с тех пор, как люди спрыгнули с деревьев и начали спорить о том, кому будет принадлежать тот или иной участок саванны. Но, возможно, лучшим свидетельством человеческой природы является то, что каждое зверство ощущается новым, ощущается таким же ужасным, как если бы снова и снова совершалось самое первое убийство. И это казалось новым. Это казалось другим.
Теперь это было похоже на войну, даже так далеко от Сиэтла.
Через несколько часов после этого мне позвонили, приказали вернуться в Украину.
* * *
Через неделю после того телефонного звонка я протащил свой вещевой мешок в свою комнату в казарме и вернулся во двор. База гудела из-за приездов и отъездов — буквально гудела. Вертолеты прилетали и улетали, Хамвеи и Джипы проезжали через ворота, и повсюду роились солдаты, все были заняты, все кричали и энергично двигались.
Я смотрел на них, чувствуя себя старшеклассником, пришедшим в первый день в свою новую среднюю школу. Все эти мальчишки казались такими… молодыми. И нетерпеливыми. Я задавался вопросом, сколькие из них действительно раньше сражались. Сколькие из них находились в обстреливаемых деревнях, пока безумно блеяли овцы, когда горели их загоны? Сколькие их них выносили кричащих детей от трупов их родителей, слышали резкий треск деревьев, звуки свистящих мимо пуль, и продолжали идти, зная, что их могут подстрелить и убить в любой момент? Колчестер был прав, когда вбил в меня здравый смысл годы назад. Я хотел сделать то же самое с этими мальчишками.
Я пошел в офис капитана, чтобы зарегистрировать свой приезд у своего нового руководителя, ожидая, какого-то парня по имени Марк, чье имя было записано в моем приказе о переводе. Но, сюрприз-сюрприз, капитаном моей новой кампании был не парень по имени Марк.
Им был Колчестер.
Я застыл в дверях, совершенно не готовый, мое сердце билось о мои ребра, словно пыталось сбежать из моего тела и устремиться к Эшу. К тому, кто жил в моих мыслях и фантазиях, и в призраках всех моих неправильных решений.
Он выглядел иначе. Словно с нашей последней встречи прошло не три года, а больше. Он потерял мальчишеские черты, присущие всем мужчинам немного за двадцать, и превратился в себя. Плечи стали шире, руки — крепче, челюсть — чуть более мужественнее, скулы — значительно эффектнее. Его кожа по-прежнему была того теплого бронзового цвета, который я помнил, возможно, стала немного смуглее под летним солнцем, а волосы все еще были темными, черными как вороново крыло, густыми и чуть длиннее сверху, чем раньше.
Хотя, выражение его лица, пока он смотрел на ноутбук на его столе, было таким же серьезным, как и раньше, уголки губ были опущены вниз, он, вероятно, назвал бы это неодобрением, но, учитывая этот полный рот, казалось, что он надул губы. Он проводил большим пальцем по лбу, пока читал, и я не мог перестать следить глазами за этим движением, вспоминая ощущения, которые оставлял этот палец на моем горле, когда скользил по линии моего подбородка.
Выражение его лица изменилось, когда он щелкнул мышкой и прочитал что-то новое. Едва заметный намек на улыбку показался в уголках его губ и глаз, а затем улыбка исчезла, и он покачал головой, как бы злясь на самого себя. Затем с неожиданной горячностью закрыл ноутбук и вздрогнул, когда подняв глаза,
