Gelato… Со вкусом шоколада - Леля Иголкина
— Ну-у-у…
— Охренеть! Заряди сейчас про возраст, Велихова, и я подам на развод.
— Просто это как-то… Саша в доме и мне уже шестьд…
— Твой сын давно не девственник, а возраст этому делу не помеха. У меня все в идеальном порядке, есть средства, которые улучшат и твою картину. В конце концов, простые ласки никто не отменял…
Обняв за талию Наташу, отрываю легкое тело от пола и негнущимся столбиком несу ее к ступеням лестницы, ведущей на второй этаж.
— Господи! — смеется, гладит мои щеки и не выказывает сопротивления, скорее наоборот, сосредотачивается и терпеливо ждет, когда…
— Хэллоу! — со второго этажа раздается сонный мужской голос.
— Поставь, поставь меня, — шипит Наталья, упирается своими ладонями мне в плечи, а взглядом бегает, словно на чем-то пакостном ее застали целомудренные родители. — Гришенька, пожалуйста, — жалостливо пищит.
— Как дела? — кричу сыну в качестве приветствия, а свою Велихову крепко на руках держу. — Перестань сейчас же, — рычу дергающейся Черепашке.
— Окейно все. Который час?
— А по-русски, Саша? Половина восьмого, выходной зимний день. Преддверие…
— Все очень хорошо, — похоже, он перебирает руками по перилам — я слышу шлепки, хлопки, удары, перестук, словно барабанщик ритм проходит, и спускается к нам, вниз. — Мамуля, привет, — поравнявшись с нашими фигурами, прикладывается щекой к ее руке, которая нервно дергает мне волосы. — Па, не тяжело?
— М? — поднимаю брови.
— По-моему, мама желает на твердь земную стать, — кивает головой в ее сторону и мне подмигивает.
Издевается, младший черт!
— Иди, куда шел, философ, — подбородком указываю приблизительное направление, в котором этот щенок должен пойти. — Не мешай.
— Не вопрос. Такая рань, — потягивается и, широко разинув рот, зевает. — А-а-а-а, чего пожрать? Ма?
Он такой простой! Как два рубля старинного года выпуска у нумизмата.
— Что сам найдешь! — рявкаю, всматриваясь в спрятанные за опущенными длиннющими ресницами глаза Наташки. — Сейчас, милая, — к ней тихо обращаюсь и тут же сыну задаю вопрос. — Какие планы на праздники, Халва?
— Перестань! — жена аккуратно бьет по моим плечам. — Глупое прозвище. Опусти сейчас же.
Прозвище, возможно, глупое. Но, между прочим, он себе его и придумал, когда пошел в школу, в счастливый первый класс. Так мальчишка перед детской аудиторией, сидящей и следящей за его антре с открытым ртом, представился, когда в помещение зашел прикрытый ароматным веником в крафтовой, почти газетной, упаковочной бумаге. Большой букет тогда Наташа выбирала, я прихоть только оплатил.
Сын безбожно и нещадно издевался над своим именем и моей фамилией — Александр Велихов. Не вижу ничего такого — по-моему, все, как у всех, но детской фантазии этот хмурый папа не указ. Не знаю, как он до этого дошел, но при знакомстве с одноклассниками представился не Сашей, а Халвой. Орехово-семечковое-масляное лакомство, наверное, любил! Такого, между прочим, тоже не припомню. Возможно, у меня по возрасту уже склероз. Но чего мелкий детворе тогда сказал, того, увы и ах, не воротить назад. Так эта кличка закрепилась, а потом еще и к нам в семью зашла.
Сашка — добрый парень, но слишком шебутной. Он ищет приключений, которыми потом питается, а в периоды затишья или латентных поисков живет. На ум не приходит, чтобы сын грустил и инсценировал какой-нибудь пушкинский сплин или классическую хандру богатых мальчиков, у которых все хорошо до встречи с какой-нибудь Ольгой или Татьяной, или до нажатия пальчиком курка «пиштоля» по нужде приобретенного друга. Он деятельная, подвижная и яркая натура, которая никак не может притулить в мещанском образе свой зад. Сын — многостаночник, фрилансер, удаленщик, полуночник. Не знаю, кто еще? Распорядок и планирование даже собственной жизни однозначно не для него. Это яркий человек-экспромт и душа компании, которой всю эту душу и отдает. Но свободолюбивому парню почти тридцатник, а он все еще с отцом и матерью живет. Имеет высшее юридическое образование, а жизнь какого-то недалекого мотылька-однодневки ведет. Подумываю взять младшего к себе в контору, да только за свой давно установившийся имидж и будущую карьеру Петьки переживаю. Кстати, о последнем фарисее…
Скинул дело, словно был не заинтересован в своим выигрыше. Не напрягает Петю проигрыш? Совсем? Его бы отодрать ремнем, но вместо этого я «мальчика» пораньше с «победителем» на их любимые гульки отпустил. Ушли с Егором саблями махать и выяснять личные или профессиональные отношения на фехтовальной дорожке. Средневековье какое-то! Твою мать, как далеко зажравшимся засранцам до личного Ренессанса, свободного барокко или… Кучерявого рококо? Блядь, тридцатилетние дети, мечтающие о македонских завоеваниях, но только на бумаге, всей фигурой напрашиваясь на поощрение «отца». Мишка жутко бесится, когда разговор заходит о его любимом и единственном сыне, который даже не желает взять его фамилию. Мантуров — и все! Хотя бы в этом отношении мне однозначно повезло.
Рассматриваю бледную кожу на груди легкой женщины, которую все еще на своих руках держу. Через какие дебри эта дама протянула и меня, и всю свою семью почти тридцатник с небольшим назад. С Натальей было чрезвычайно, просто-таки невыносимо, трудно, но я все выдержал и даже смог ее «выдать замуж» за себя и сыновей с ней родить. Она живет со мной, клянется в верности, объясняется в любви, ласкает тело, тихо, не тревожа мой сладкий сон, рядом спит, страстно занимается любовью, когда в нужном настроении, делит радости и горести, комфортабельный кров и сытный стол. У нас с ней идеальный быт — счастливая семья — Наташка и два сильных сына. Мой старший…
Петя, Петр, Петр Григорьевич… Первый Велихов, долгожданный — аж до стойкого моего сорокалетия — ребенок. С ним было трудно с самого начала. Если вытащить на свет историю рождения сынка, да что там рождения, истоки зачатия этого мальчишки, о котором тридцать лет назад в гостиничном комплексе «Старый замок», стоя на коленях передо мной, борясь с нервным припадком и орущей о несправедливости ко всему женскому роду истерикой, просила эта женщина. Моя Наташа…
— Люблю, — шепчу ей в шею и мягко опускаю на пол. — Вечером закончим, угу? Отмени встречи со своими героями и читательницами. Довольно виртуального общения, милая.
— Хорошо, — ладонью трогает, словно тактильно изучает, ткань моей рубашки. — И я люблю тебя.
