Мэр. Цена предательства – любовь - Евсения Медведева
Боже! Ну почему я дура такая? Почему сразу не сбежала?
От меня одни проблемы! Теперь Прокофьев не упустит возможности и напишет на Каратицкого заявление в полицию, да ещё и побои снимет!
А возможно, именно в этом и заключался его план?
Заставить ошибиться?
Но мои крики не действовали на Каратицкого. Тот как-то пугающе ловко подкинул меня за задницу, практически усаживая себе на спину, а после придавил Прокофьева коленом к полу, навис над ним, чуть ли ни лбом упираясь в его окровавленное лицо.
– Ты кто, мать твою, такой? – он не заорал, а взревел каким-то грудным полухрипом, полурыком.
Костя из весельчака вмиг превратился во льва, жаждущего крови. Его пальцы сжимали шкуру Прокофьева до белесых костяшек, он то и дело встряхивал его, ударяя головой о черный мрамор.
– Запомни, мразь, это моя женщина, моя жена, моя территория! И ты, сука, не смеешь трогать её. Даже не смотри на неё! Воздухом, пидор, рядом дышать запрещаю! Эх, хотел я как-то по-хорошему… Но нет, Прокофьев. Запомни этот день! Это день, когда ты лишился бизнеса, будущего и чувства собственного достоинства, – Каратицкий в последний раз тряханул его, а после поднялся, будто и не замечая моего веса на своей спине, ещё и руку подставил, чтобы я не свалилась.
Костя тащил Прокофьева, бывшего боксера, по полу, как мешок картошки. Тот хрипел, что-то шептала, вяло брыкался, совершенно потеряв ориентацию в пространстве.
И мне на миг стало его даже жаль… Но я дала себе мысленную оплеуху, и основным аргументом была ноющая челюсть.
– Заберите его, – Костя отшвырнул Прокофьева в руки ошеломлённой охране. – В полицию! И не смейте его трогать. Я сам отвечу за каждый удар.
Вечер определенно был испорчен.
Я думала, что сейчас Костя скинет меня и вернется в зал, где его определенно потеряли, но тот вновь вернулся в туалет. Перевернул меня, усадил на тумбу, аккуратно взял за подбородок и зашипел…
Его пылающий взгляд скользил по скулам, ноздри напрягались от ярости, а губы превратились в ниточки.
Он дышал, как загнанный тигр, мощно выдыхал, согревая моё лицо.
– Я не буду спрашивать, что случилось. Ты сама расскажешь. Но сейчас мне важно услышать твоё решение. Мы даём делу ход? Или в очередной раз проглотим? Только знай, что завтра он снова явится! Но меня может не оказаться рядом, – Костя взял из корзинки свернутое махровое полотенце для рук, смочил его в холодной воде и совершенно аккуратно стал смывать кровь?
Я даже не заметила, что по подбородку стекает струйка. И лишь когда Костя едва затронул нижнюю губу пальцем, я зашипела от взрывной боли. Рассечение…
– Он сказал… Он сказал, что сегодня Олю убьют в СИЗО! – взвыла я и рухнула ему на грудь, прижалась, утыкаясь носом в шею. – Костя! Он пообещал, что если я не соглашусь работать на него, то больше никогда не увижу свою сестру!
– Вика, твой бывший муж – трус и подлец. Он делает ровно то, что ему приказывают. А я даю тебе слово, что ты уже на следующей неделе заберешь свою сестру! Ясно? Ну, так что? Ты мне веришь?
Последние слова Каратицкий произнес с каким-то особым напором. Его подбородок затрясся, а сердце так гулко задрожало, словно пыталось достучаться до моего. И я прижалась ещё крепче…
– Я сделаю всё, что нужно…
Костя выдохнул с облегчением, будто только этого и ждал. Он подхватил меня на руки и вышел, стараясь пройти к выходу, не привлекая к себе внимания, но как только мы дошли до машины, нас догнали Мятежный и Раевский.
Каратицкий усадил меня на заднее сиденье, закрыл дверь и отвернулся, быстро делясь информацией с друзьями. Те кротко кивнули и достали телефоны…
Но на них я не смотрела! Я шарила рукой по полу, пытаясь найти сумку со своими вещами, в которой лежал мой ноутбук.
– Чёрт! Чёрт! – я распахнула двери. – Костя! Мой ноутбук! Они его украли!
– Вика, закрой глаза и посиди тихо, – он не ответил, а практически приказал, а после и вовсе захлопнул дверь, чтобы я не смела подслушивать.
Слёзы очередным водопадом покатились по щекам.
Да, возможно, там ничего не было!
Хотела проверить все ещё по пути к губернатору, но за два дня аккумулятор сел, поэтому ноутбук моргнул на прощание и выключился.
А теперь его нет…
Если я думала, что хуже вечера быть просто не может, то после трёх часов в травматологии мне стало казаться, что я в аду. А когда меня проводили не к выходу, а завели в отдельную палату с одинокой панцирной кроватью, стало ясно, что домой мне сегодня не попасть.
Вокруг меня носились с особым вниманием. Из кабинета в кабинет меня сопровождала охрана.
Дошло до того, что врачу с боем пришлось выпроваживать их из кабинета МРТ, угрожая смертельной дозой радиации. Но Гоша был непреклонен. Он покорно надел свинцовый жилет и остался стоять у двери, испепеляя наблюдающих за стеклом врачей своим фирменным взглядом, что опаснее прицела пистолета.
А мне было все равно… Бессилие, куча мыслей, полное отчаяние.
И лишь голос Каратицкого звучал на подкорках: «Ты мне веришь? Я даю слово…».
Гоша осмотрел палату, заглянул даже под кровать, запер окно, а потом и вовсе дёрнул ручку, словно я была чокнутой, бредящей навязчивой идеей сбежать.
– Виктория Олеговна, ваш ужин, – он махнул рукой, и в палату внесли пакет. – Здесь всё строго с рекомендациями врачей. Легкий салат, чай в термосе, вода и фрукты. А в этой сумке вещи, которые вам могу пригодиться. Халат, пижама и тапочки. Утром привезут…
– Гоша, остановись, – я рухнула на кровать, ощущая, как боль отдалась где-то под черепом. – Я очень хочу спать. А где…
– Константин Михайлович до сих пор в полицейском участке. Звонить не будет, чтобы не потревожить. Отдыхайте. Я буду за дверью, – Гоша понимающе кивнул, поставил сумки в кресло и быстро вышел.
За дверью скрипнул стул, в полотно что-то ударило, словно он сел, опершись спиной.
Я кое-как стянула с себя костюм. Красивый… Но теперь он будет напоминать мне об этом дне. Я буду чувствовать разрушающую ярость Прокофьева, видеть безумный взгляд Кости… А ещё буду чувствовать поддержку. Странную, но такую крепкую, настоящую.
Я не одна. Я больше не одна…
И только закрыла глаза, кутаясь в тонкую хлопковую простынь с больничным штампом, как по деревянному полу послышались тяжелые шаги.
Шорох, пряный аромат парфюма, скрип кровати и мощная рука, легшая на мою талию…
– Спи, жена…
