Мэр. Цена предательства – любовь - Евсения Медведева
– Вик, ты чего такая смелая-то стала? – Игнат усмехнулся и закурил, присаживаясь на ту самую банкетку. Раскинул руки по спинке, расставил ноги, словно барином себя ощущал, пусть и в рамках сортира. – Думаешь, теперь можно не бояться?
– Прокофьев, я не боюсь, а презираю людей, решивших, что им принадлежит мир. Ни хрена ты не имеешь, ни хрена ты не можешь. Ты – марионетка! Потянут ниточку, а ты и рад стараться, ведь потом, когда твой хозяин отпустит поводья, можно сорваться на подчиненных, бывших… Ты компенсируешь унижение, возвышаясь надо мной. Вот только на меня это больше не действует. Отвали! – я опиралась на столешницу, судорожно следя за каждым движением Игната.
Я здесь одна…
И не успела я завершить мысль, как крепкая мужская рука легла на мою шею. Мощные натренированные пальцы широко расставлены, чуть поигрывают с кожей, миллиметр за миллиметром отбирая право на вдох.
Игнат смотрел в зеркало, ловя в отражении мои эмоции. Искал страх, панику, слёзы… Это же топливо для мужской смелости и решительности!
Вот только я слово себе дала, что больше никто не заставит меня труситься, как пожухлый листок. Я не буду пресмыкаться, врать, умолять о помощи! Не буду бояться!
Я запрещаю себе всех их бояться!
Ни на кого не надейся, только тогда не предадут, только тогда ты сможешь уважать себя, потому что тем, кто сильнее, уважать тебя – западло.
– Вика… Ты такая глупая. А ведь я просто хочу тебе помочь. Не дури, всё, что тебе нужно – выполнить просьбу, и тогда твоя сестра выйдет на свободу с чистой совестью, гордо поднятой головой и кристальной биографией, в которой не будет ни одной записи о задержании. Ну, Викусь, ты же всю свою жизнь только и думаешь, что о сестре. Так что поменялось?
– Ничего не поменялось, Игнат. Свою сестру я люблю больше жизни, готова отдать за неё все, что у меня есть. Вот только не тебе…
– Не мне? А кому же?
– Настоящему мужчине, а не тряпке, таскающейся по указке хозяина. Ты же реагируешь только на команду «фас». Бобик ты, Прокофьев, а не бизнесмен. И охранное агентство твоё – туфта и прикрытие для серых делишек. На кото ты работаешь? – я говорила быстро, попутно пытаясь вдохнуть воздух, но Игнат напитывался яростью, как губка, отчего все крепче и крепче сжимал мою шею. – Кто стоит за тобой? Ещё один трус, прикрывающийся молодой девчонкой, как щитом?
Пальцы вдавливались в ключичные впадины, взгляд то и дело шарил по лицу, опускался на шею и нырял в распахнутый ворот пиджака, откуда так дерзко виднелось очертание груди.
Он уже и дышал тяжело, и прижимался крепче, и бедра от возбуждения стали чуть подталкиваться вперед, как у кобеля похотливого.
Этот придурок настолько осмелел, настолько уверовал, что ему можно всё, что уложил вторую руку мне на бедро, с силой очерчивая силуэт. Двигался медленно, наслаждался моментом, запоминал его…
– Я не предам Костю, не стану выполнять твои поручения. Я, в отличие от тебя, не буду марионеткой и тряпкой…
– Сука! – заорал он, а после оттолкнул, разворачивая на месте, как куклу, и мою скулу ошпарило сильнейшей пощечиной. – Сука тупая! Нашла богатый член и думаешь, спасёт это тебя? Нет! Только я могу исправить то, что вы наворотили! Только у меня в руке все ваши жизни! И тебе придется выбрать, спастись или дальше ссориться со мной.
Щелчок был таким, что я на мгновение оглохла. Мир потерял краски, четкость. Покосилась, едва сумев ухватиться за тумбу, чтобы не упасть ему в ноги.
Прокофьев взял меня за волосы, оттянул назад, открывая шею, и в его руке появился нож…
Холодные блики подсветки бродили по калёной стали, слепили, рассыпали искры страха, вот только ничего я не чувствовала.
Я так устала от всего этого!
Не было ни физических, ни душевных сил. Не хотелось верить, что уже никогда не удастся вернуться к прошлой жизни.
Да, не было у меня раутов у губернатора, не было этих шикарных нарядов, дорогих тачек, безграничных возможностей и пиетета перед чужой фамилией, что фиктивно легла в мой паспорт.
Но я могла управлять своей жизнью!
Копить на телевизор, на отдых в Анапе, на новую машину и мечтать…
Эти злые и насквозь прогнившие мужчины украли у меня способность мечтать!
Забрали счастье, радость, возможность прийти среди ночи в комнату сестры и поцеловать её в пшеничного цвета волосы!
Мы жили!
А теперь я вынуждена существовать и подстраиваться под правила, которым нет места в моей жизни.
Нет…
Я не заплачу.
Я не стану унижаться!
Даже если меня все бросят, то я все равно найду способ вытащить Ольку.
– Я сейчас выйду, дура, а ты останешься… Будешь сидеть тут и скулить сукой побитой, потому что навсегда запомнишь мои слова: твоей сестре не выйти из тюрьмы! Ни Раевский, ни Каратицкий не смогут тебе помочь… Не потому что слабые. Нет, я признаю, что силы и власти у них хватит на революцию в небольшом государстве. Вот только связи никак не помогут воскресить маленькую дурочку, решившую засунуть нос туда, куда не следует… Вика, у тебя последний шанс!
Вдох застыл камнем, так и не добравшись до легких. Меня разрывало от боли, смотрела в некогда родные глаза и не верила в то, что человек, радостно размахивающий шариками на школьном выпускном Оли, сейчас всерьез угрожает мне её смертью!
– Тварь! – снова захрипел Прокофьев, и меня в очередной раз обдало жаром боли.
Голова чумная, мысли рассыпались пшеном, я тряслась, уже не в силах стоять на ногах.
– Сука, ты будешь на меня работать! Будешь! Потому что я так сказал! Станешь приносить ту информацию, что прикажу, будешь ботинки мои вылизывать, вымаливая прощения! И если ты думаешь, что замужество с Каратицким тебя как-то спасет, то сильно просчиталась, потому что ты теперь ещё более лакомый кусочек, Викуся…
Прокофьев вновь занёс руку, с оттяжкой, с яростным блеском в глазах, с лютой ненавистью… Я зажмурилась… Но ничего не произошло!
Слух не сразу адаптировался, не сразу понял источник шума… А когда я раскрыла глаза, то увидела лицо Прокофьева, прижатое к полу.
Оно было покрыто каплями крови, из носа текла багровая темная струйка. И вдруг от его превосходства не осталось и следа…. Он был куклой, мишенью, по которой приходили точные и сокрушительные удары…
– Костя?
Глава 29
– Костя! – завопила я и бросилась на Каратицкого, навалилась грудью на него,
