(Не)идеальная. Дневник пышки - Инга Максимовская
А еще, дорогой дневник, я поняла, что такая оказия в наше время могла случиться только со мной. Умные то люди предохраняются, и не дарят свой цыеток первому встречному-поперчному. Ну это только умные же. Уныло глянула на часы и усевшись в позу мыслителя начала строить коварный план побега из этой юдоли мрака и тоски. Даже телевизора не предусмотрено в этой халупе. Зато на комодике покрытом трогательной вязаной салфеточкой я нашла фото Буя, обнимающего тетушку с лицом бульдозера «Белаз». Копия Елизара. Точнее, наверняка, он копия этой дамы. Это значит? Я что, дома у Буя что ли? Странные у этих бандитов привычки тащить, похищенную ими жертву, в свой дом. Это может означать только одно, он вернется и меня грохнет. Ну, или то, что Буй дурак. Это кстати тоже рабочая версия.
Встала, подошла к железной двери. Кричать может? Только глотку сорву, а мне ко врачу сегодня. Я уставилась на простой замок, почесала грудь, которая стала слишком чувствительной. Даже простой бюстгальтер раздражает. Запнулась пальцами за…
Булавка. Ну да, я прикалываю булавку от сглаза. Не помогает правда, иначе бы я не залетела с первого раза от не пойми кого. Возможно бандита и убийцы. Не станут же стрелять в добропорядочных граждан, и красть у нормальных людей собак. Точно, Леднев еще и мафиоза, наверняка. Ага. Боже, я сошла с ума, какие мысли лезут в голову идиотские, кошмар.
Замок поддался почти сразу. Фуфловый замок, надо Бую записку что ли написать?
Короче, в клинику родную я ввалилась спустя два часа блужданий по таким сказочным местам, населенным нечистью всех мастей, что я думала не выберусь на свет. Зато один упырь мне отслюнил «тугриков» на дорогу. Еще и пожалел, сказал «Бедолага, ехай на…» В общем, представьте мое состояние, когда я голодная, в грязной хирургической пижаме и рабочих сабо, вернулась в свой мир. А, так вот почему упыри приняли меня за свою. Я уставилась в отражение в стеклянной двери и застонала. Похожа я была на медсестру дурдома. В котором чокнутый доктор смерть лечил больных лоботомией и его за это шлепнули благодарные безмозглые бедолаги вместе с помощницей. И теперь эти шлепнутые бродят неприкаянными призраками.
– Ты? – ахнула Параня. Заметив мою встрепанную фигуру на пороге.
– А ты кого ожидала увидеть? Индиру Ганди? – рявкнула я, вот вообще не понимая, откуда в моем воспаленном и обезвоженном мозгу всплыла дочь Давахарлала Неру. Опа, еще лучше. Я подошла к столику, на котором стоял графин с водой, осушила его прямо из горла, и начала приходить в себя. Ну, по крайней мере себя почувствовала человеком, а не выжатой морковкой.
– Ну. Просто… Слушай, мне позвонить надо, присмотришь за Жорой? – замела хвостом моя лучшая, точнее лютая подружка. Интонации эти, я их где-то слышала совсем недавно.
– Что с ним опять? – бездумно поинтересовалась я, глядя на довольного Жору, развалившегося на смотровом столе.
– Да ничего особенного, сожрал что-то опять, – дернула плечиком Параня, – слушай…
– Некогда мне. Я ко врачу опаздываю, – хныкнула я, доставая из шкафа джинсы и блузку. – Ты звонить то кому хотела?
– Да Жопинскому. Найду дам по шее, гаду такому. Ничего доверить нельзя. Уследить не может… за кошкой. Кошку он завел, а мурка беременная оказалась, так вот… Слушай, ты что? Ты уже сегодня это самое? Лар, ты…
– Давай потом, а? И чего тянуть? Надо уже до конца разобраться, а потом…
– Ты хоть адрес оставь, врача то? Лар, ты глупость решила. Пожалуйста, ну послушай. Леднев…
– Все, времени мало. Парань, я уже решила все. Отвали. Прямо сегодня я совершу или самую большую глупость в своей жизни. Или приму самое правильное решение. Ясно тебе? И про Леднева мне не говори больше. Ненавижу его, гада такого. Ненавижу.
– Это все будет одно и тоже, ну я про глупость, или правильность, – выдохнула Параша. Философ, блин.
– Аривидерчи, – рявкнула я, направляясь к двери.
Да ничего я не решила. Ничего. Просто осмотр, чего она так всполошилась то? Сегодня ночью у меня было много времени на «подумать». Это плохо, когда столько времени образуется свободного. Плохо, с одной стороны, но с другой… Я вдруг поняла, что нельзя избавляться от великого дара. Что все испытания, посланные нам из космоса, они не просто так. А значит… Это значит. Это значит, что мы с малышом сможем пережить трудности. И у меня останется самый большой дар от человека, которого я совершенно точно люблю. Абсолютно, ну да, это я тоже ночью поняла, когда вылизывала лоток от мерзкого мороженого. У Буя даже вкусная ледяная сладость мерзотная, с протеином и сахарозаменителем.
Я схватила сумку и выскочила на улицу. Вот что меня царапало сейчас, не пойму. А то Параня не знает к какому я врачу бегу.
Расстояние от ветеринарки до клиники репродукции я преодолела как Усейн Болт. Нет, вру, я еще в магазин забежала, купила сырков глазированных, сельдерея (его я ненавижу с детства) и дыню (она так пахла, что я не удержалась).
Сельдерей я проглотила немытым, пока преодолевала оставшийся путь до гинеколога (читай до новой жизни). Сырки расхотела. А дыня… Я дура ужасная, она оказалась тяжелой и теперь била меня по бедру, как шар для боулинга.
Но зато я успела к назначенному времени. Я молодец.
– Ну, Лариса, поздравляю, – улыбнулась доктор Ольга Петровна, ткнув меня в живот датчиком аппарата УЗИ, – прямо одним выстрелом два яблочка. Красавцы. Хочешь посмотреть?
– Почему вы говорите о нем во множественном числе? – спросила я, глупо улыбнувшись. Теперь мне захотелось сырков со сгущенкой, поплакать, и спать, обняв мою Клео.
– Потому что там яйцо одно, но в нем…
– Яйцо? Я что курица несушка вам? – всхлипнула я, глядя в добрые глаза женщины врача.
– Нет, Лариса, вам просто нужно немного потерпеть. Гормоны утихомирятся, и токсикоз должен отступить. И начнется самое счастливое время. Или вы не хотите продлять беременность?
– Я не знаю. У меня и мужа нет. Я…
– Я вас понимаю. И не имею права учить жизни, но, вы подумайте сто раз, прежде чем решать судьбу ваших детей. Они имеют право на жизнь, – устало говорит врач. А я лежу на кушетке не двигаясь, но душа моя рвется на части. Двое. Их там двое. И они уже живут. Плавают вон на экране фасолинками.
– Так я решила уже, – выдыхаю я, завороженно глядя на своих детей. Ну, почти детей. Пока они еще зиготы, или зародыши. – Можно мне фото? Я его повешу на холодильник.
Я смотрю, как разглаживается лицо Ольги Петровны. И морщинки разбегаются от уголков ее глаз к вискам, и мне становится так легко. И хорошо. Но очень страшно.
– Вы молодец. Все у вас хорошо будет. Но беречься нужно. Многоплодная беременность всегда переносится чуть сложнее. Может нагрузку на работе снизить, и побольше отдыхать. Ну и за весом следите. Сейчас проведем анализы, встанем на учет, я дам вам рекомендации.
– Многоплодная, – как зачарованная повторила я, – это как у кошек? Ну там…
– Вы кто по профессии?
– Ветеринар.
– Ну. Тогда. Как у кошек, хмыкнула врач. – Вот направление, идите в лабораторию.
И я пошла, на негнущихся ногах, прижимая к себе чертову, воняющую на всю больницу, дыню. Свалилась возле двери лаборатории на неудобный металлический стул, достала солнечный фрукт и заливаясь слезами впилась в него зубами.
Где-то раздался грохот, и крики, и что-то зарычало, а потом мимо меня пробежал дохлый охранник, на ходу доставая дубинку резиновую и электрошокер вроде. Ага, сильно они ему помогут. Судя по реву несущемуся от рецепции, там трицератопс явился, не меньше. Я вот удивляюсь всегда, ну кого могут защитить дяденька преклонных лет, похожий на больного кузнечика. А и плевать, пусть хоть небо на землю упадет. Я теперь не одна. А дыня ужасно вкусная, хоть и не сладкая, и совсем не сочная. Откуда бы взяться спелой
