Вечно ты - Мария Владимировна Воронова
* * *
Люда сама не знала, почему не рассказывала родителям о своем романе. Не важно, серьезные у Льва были намерения или нет, в семье принято было всем делиться друг с другом. Даже Вера рассказывала о каждом своем свидании с недотепистым Володькой-Кукурузником, хотя было совершенно ясно, что эти встречи ни к чему не приведут.
Мама с бабушкой всегда дадут хороший совет, предостерегут от опасности, помогут сделать так, чтобы ситуация повернула в нужное русло, Люда прекрасно это знала, но все равно медлила.
Однако, в семье догадались о том, что у дочери кто-то появился, и без ее признаний. Впрочем, когда девушка пропадает по вечерам и светится от счастья, сделать такой вывод нетрудно.
Когда мама вызвала ее на беседу, Люда не стала запираться, честно призналась, что так, мол, и так, встречается с Анюткиным приятелем генералом Корниенко, в полной уверенности, что максимум – ее немного пожурят за скрытность, но тут же и простят, сообразив, что она молчала, потому что не хотела задеть чувства Веры.
Однако реакция оказалась гораздо более бурной. На Люду налетели так, будто она увела у Веры жениха из-под венца. «Как ты могла! Ты же знала, что его пригласили для Веры! – восклицала мама. – Мужчины, знаешь ли, приходят и уходят, а сестры остаются. Когда нас не будет, вы одни друг у друга останетесь, а ты взяла и плюнула сестре в душу!» Люда привычно надеялась на Верину поддержку, но та вдруг заявила, что Люда сделала это специально, потому что всегда завидовала ей. «Нарочно соблазнила, чтобы ходить и передо мной выхвалиться: смотри, Верочка, пусть я тупая, как пробка, и страшная, как атомная война, но зато у меня есть мужик, а у тебя нет!» – выкрикнула Вера и ушла к себе в комнату, страшно хлопнув дверью.
Папа не рассердился, но заметил, что «действительно, Людочка, это с твоей стороны не очень красиво».
Люда растерялась. Да, она, сама того не желая, ударила Веру по самолюбию, но если бы Лев хотя бы знал, с кем его зовут знакомиться и жениться! Тут еще под очень сильным микроскопом просматривалась какая-то не вина, но небезупречность, только он-то был ни сном ни духом. Если уж на то пошло, то это бабушка виновата, с места в карьер выступила со своим «боже, царя храни» и отпугнула неподготовленного человека. Молчала бы, так, может, Лев бы и остался за столом и влюбился в Веру, кто теперь знает…
Она пыталась пробиться к Вере, объяснить, что так вышло случайно, но в ответ слышала только: «Отвали, дрянь!»
Бабушка, узнав, что вытворила ее любимая внучка, схватилась за сердце. По ее мнению, главная беда была не в том, что младшая сестра увела жениха у старшей, а в том, что этот самый жених абсолютно ей не подходил. Он – взрослый, уже немолодой состоявшийся мужчина, она – юная наивная девушка, совершенно не знающая жизни. (Да, двадцать шесть лет, пусть не по возрасту юная, но по мировоззрению совершеннейшее дитя.) Она полностью попадет к нему в зависимость, станет послушной марионеткой в руках этого психопата. То, что Лев психопат было кристально ясно хотя бы потому, что выбор его пал на скромную и невзрачную Люду, в то время как рядом была яркая самодостаточная Вера. Мужчина-диктатор нашел себе подходящую жертву, вот и все. И если Вера, сильная личность, смогла бы рядом с ним сохранить себя и стать образцовой генеральшей, то у Люды на это шансов нет. Он полностью подчинит ее своей воле, поиграет и бросит. Если хотите доказательств, то вот они, пожалуйста. Внучка уже дерзит, оскорбляет старших членов семьи и совершенно в этом не раскаивается. Это сейчас, на второй неделе романа, а что дальше-то будет?
Тут Люда с некоторым опозданием вспомнила, что не извинилась перед бабушкой за брюки, заправленные в сапоги. В тот день Лев впервые пригласил ее на свидание, и все утренние события вылетели у нее из головы, и потом она была так поглощена своим романом, что не замечала ничего вокруг. В том числе и то, что бабушка с ней не разговаривает. Когда мама сказала ей попросить прощения, Люда вдруг неожиданно для самой себя огрызнулась: «За что? За то, что я оделась по погоде?» – что было расценено уже не как «неумение держать себя в руках», а как «осознанное хамство». За такое полагалось уже не «прости меня, пожалуйста, я больше так не буду», а полноценное раскаяние со слезами. Люда же чувствовала себя слишком счастливой, чтобы каяться искренне, а притворяться она не умела, да и вообще весь ритуал вдруг показался ей каким-то искусственным и дурным, в котором нормальному человеку не стоит принимать участия.
Так она из любимой внучки в одночасье превратилась в бесчувственную эгоистку, после чего у нее торжественно отобрали подаренное Верой пальто. Бабушка купила его на свои деньги для того, чтобы его носила Вера, а не эта неблагодарная дрянь.
Вероятно, Люда действительно была такая, как говорила бабушка, потому что внезапная утрата приличной верхней одежды расстроила ее больше всего.
Но ничего, с двумя свитерами под и одним большим шарфом над демисезонное пальто выглядело и грело вполне неплохо, а Лев, кажется, ничего и не заметил.
Отпуск заканчивался, скоро Льву надо было уезжать в Москву, а оттуда в Афганистан. Люда растягивала, смаковала каждую минутку, которую они могли провести вместе, и с ужасом смотрела на календарь, мечтая только о том, чтобы время остановилось или война внезапно завершилась.
Домашняя девочка стала все реже бывать дома, потому что обстановка там накалялась с каждым часом. Люда не могла припомнить такой затяжной семейной ссоры, пожалуй, со времен Истории с Борщом.
Эта достопамятная история произошла очень давно, когда Люда только собиралась в школу, а Вера училась в третьем классе. На зимние каникулы они с бабушкой и ее старой приятельницей, по совместительству маминой начальницей Тамарой Павловной и ее внучкой Танечкой, Вериной ровесницей, поехали в пансионат «Буревестник», что на Карельском перешейке.
Люде там очень понравилось, несмотря на то, что пришлось спать с Верой на одной кровати валетом, ей по малолетству отдельной путевки не полагалось. Из всего путешествия больше всего запомнился телевизор в холле с необычайным зеленым экраном и восхитительный коржик, круглая твердая лепешка с фестончатыми краями, которую
