Твой личный враг - Настя Орлова
После этого Саша резко встает с дивана, тянется к бумажнику и бросает на стол две тысячные купюры. Он уходит, а я еще долго сижу, уставившись в одну точку на вельветовом диване. Опустошенная. Снедаемая чувством вины. Но с чувством, что я наконец-то сделала что-то правильно.
Глава 23
Нет такой депрессии, которую не в состоянии скрасить новое платье. Особенно если тебе почти девятнадцать, ты уже месяц практически безвылазно сидишь дома, оплакивая разбитые мечты, а в перерывах закрываешь первую сессию в главном университете столицы. Поэтому, когда раздается долгожданный звонок курьера, я сломя голову несусь вниз и с приятным волнением забираю у него большую белую коробку с тисненым названием известного итальянского бренда.
Уже в комнате любовно разворачиваю шуршащую бумагу, вытягиваю на белый свет черное шелковое платье и расправляю его на кровати. Оно такое красивое, что у меня дух захватывает, настолько хочется его примерить.
Сегодня я сопровождаю отца на юбилей какой-то очень важной шишки из правительства. Изначально с папой должна была пойти мама, но Андрюша приболел, поэтому эта честь выпала мне. И хотя еще утром идея выйти в свет не вызвала у меня энтузиазма, сейчас я нахожусь в сладком предвкушении вечера. И благодарить за это стоит маму, которая вовремя напомнила, что, во-первых, я практически никуда не выбиралась с начала года, во-вторых, это отличный шанс обновить гардероб, а в-третьих, ни один парень или в моем случае парни не стоят того, чтобы замуровать себя дома навечно. Месяца страданий более чем достаточно.
В нетерпении скидываю с себя домашние шорты и футболку и осторожно втискиваю себя в платье.
Сидит оно просто изумительно. Фасон простой, с узким лифом и текучей длинной юбкой, но гладкая ткань соблазнительно облегает изгибы моего тела. Тонкие бретели открывают ключицы, а воздушные рукава-бабочки подчеркивают хрупкость плеч и рук.
Я не страдаю от скромности и вполне адекватно оцениваю свою внешность, результат удачного симбиоза родительских генов: в этом платье, даже без какого-либо макияжа на лице, с волосами, собранными в беспорядочный пучок на макушке, я выгляжу очень круто. Ситуацию не портит даже то, что за последнее время я похудела на пару килограммов и в глазах поселилась беспросветная тоска, которая не желает уходить даже с допингом в виде шелкового платья.
– Мира, ну какая же ты красивая! – Это бабушка, которая приехала помочь маме с Андрюшей, заглядывает в комнату.
С улыбкой кружусь по комнате, демонстрируя ей обновку, и спрашиваю:
– Правда платье классное?
– Ты классная, – поправляет бабушка. – Платье это просто подчеркивает. Никогда не забывай об этом.
Слова бабушки не выходят у меня из головы, пока я готовлюсь к вечернему приему. И, глядя на себя в зеркало уже с укладкой и макияжем, над которыми почти час трудилась девочка-стилист, я повторяю их про себя как мантру. Я могу лгать всем вокруг, что со мной все в порядке, но себе не могу – этот месяц здорово пошатнул мою веру в себя, и я немного беспокоюсь, как буду выглядеть на фоне разряженных в дизайнерские наряды и бриллианты женщин.
– Спасибо, что согласилась поехать со мной, – ладонь папы накрывает мои сцепленные на коленях пальцы, пока автомобиль с водителем несет нас по заснеженным улицам февральской Москвы. – Я знаю, тебе сейчас не до развлечений.
– Пап, как я могла не поехать? – отвечаю робко.
– Я бы с удовольствием остался дома с мамой и Андрюшей, но этот человек, – папа устало морщится и говорит так, словно оправдывается: – Мне действительно нужно его лобби, если я хочу, чтобы мы сохранили стройку в Петербурге.
– Пап, не нужно передо мной оправдываться, – говорю я совершенно искренне. – Я рада, что могу поддержать тебя. Правда.
Он кивает и откидывает голову на спинку сиденья, прикрывая глаза. В последнее время папа сам не свой. Уставший. Рассеянный. Разрывается между домом и работой. И на его фоне мои собственные проблемы и переживания вдруг кажутся мне надуманными и смехотворными.
Прием проходит в одном из самых роскошных отелей города. Сегодня здесь присутствует весь цвет высшего общества Москвы. Не звездного и журнального. А того, который имеет реальный вес в экономической жизни не только столицы, но и всей страны.
– Прекрасный вечер, не правда ли? – в ответ на обращенную ко мне светскую фразу, я вежливо улыбаюсь и согласно киваю.
Под руку с отцом я по кругу обхожу зал, приветствуя его знакомых. Некоторых из них я уже встречала на том самом первом московском приеме летом. Кого-то папа представлял мне впервые.
– Влад, ты не говорил, что у тебя такая красавица-дочь, – с широкой улыбкой приветствует меня именинник, Алексей Вениаминович Селезнев. Довольно молодой сенатор, который, по слухам, меняет любовниц с той же регулярностью, что и свои костюмы.
– Предвидел твою реакцию, – смеется папа, но в его голосе я слышу предостережение.
– Я помню о твоей просьбе, – уже серьезнее произносит Селезнев. – В понедельник набери меня около одиннадцати. Обсудим.
Папа согласно кивает.
– Но сегодня о делах не будем, – предупреждает виновник торжества, жестом подзывая официанта и вручая нам по бокалу шампанского. – Наслаждайтесь. Мирослава, надеюсь, ты сохранишь за мной один танец.
Опускаю глаза, чувствуя, как щеки совсем некстати алеют, и делаю глоток из высокого бокала, ощущая, как горло пощипывают пузырьки дорогого игристого. Мы отходим от Селезнева, но лишь для того, чтобы быть перехваченными другими гостями, которые хотят поприветствовать отца.
В карусели знакомств я забываю о времени и даю себе возможность просто насладиться вечером, с интересом глазея по сторонам. Так продолжается ровно до того момента, как в противоположном углу я замечаю высокую фигуру в черном.
На миг мне кажется, что земля качается под ногами. Застываю на месте, до боли в костяшках стискивая пальцами рукав пиджака отца, и не могу вздохнуть. Не может быть, что это не галлюцинация. Я так долго мечтала о новой встрече с Даниилом Благовым, что, наверное, приняла за него кого-то другого. Это не он. Не он.
Но это он. Я это знаю, чувствую, еще до того, как он оборачивается, потому что ни один человек кроме него никогда не оказывал такого воздействия на мой разум и чувства.
Даниил одет в строгий черный костюм и белую сорочку, которые выгодно подчеркивают его подтянутую фигуру и широкие плечи. Густые черные волосы стали короче, но гордая посадка головы, чеканный профиль и пухлые губы те же, что я знала в той прошлой жизни, ограниченной горной долиной. И все, что я не должна была чувствовать к человеку, который