Красивый. Наглый. Бессердечный (СИ) - Туманова Кира
Шепчет:
- Не надо, побудь ещё так.
Отвернувшись, закусываю губу. Но, спохватившись, поднимаю голову и смотрю на него, как мне хочется надеяться, равнодушным и дерзким взглядом. Не хватало, чтобы он думал, что я начну смущаться.
Но моё сердце будто забывает, как нужно правильно биться. Лишь слегка шевелится, слабо и неуверенно, готовое в любой момент остановиться.
Тыльной стороной ладони Кир проводит по моей щеке. Я невольно двигаю головой продолжая его движение.
- Холодные?
- Что?
- Глаза у меня, холодные?
- Нет.
- Тогда исправь рисунок.
- Прямо сейчас?
- Почему бы и нет...
Тихое и быстрое перешёптывание, будто нас могут услышать. Его рука все так же гладит моё лицо. Под его потемневшим взглядом моё бедное сердце окончательно замирает, рухнув куда-то вниз живота горячей тяжестью.
Перестаёт хватать воздуха, словно его желанием и страстью выжигает между нашими телами. Его губы накрывают мои, и планшет с рисунком соскальзывает с моих коленей.
Все мысли улетают из головы, сметённые напором его жестких губ, языка, скользнувшего в мой рот.
- Арина! Что происходит!
Внезапный крик и последующий грохот заставляет нас отскочить друг от друга, словно мартовских котов.
Судорожно нацепив очки ладошкой пришлёпываю их к носу. Но мне они не очень нужны.
Я узнаю мамин голос!
- Что ты здесь делаешь? – В мамином голосе скрежещет лёд, а во взгляде, которым она сверлит Кира, полыхает ненависть.
Она делает шаг вперёд и чуть не запинается о продукты, вывалившиеся из её пакетов.
Медленно нагнувшись, поднимает апельсин. Взвешивает его на руке.
- Светлана Сидоровна... Эм... – Кир смущённо потирает лоб. – Вроде время посещений закончилось?
- Сергеевна! – Мама не целясь швыряет в него апельсином, чуть сбивая со стола графин с водой. - Я у тебя не собираюсь спрашивать, когда приходить к дочери.
Кир инстинктивно пригибается, и мама тянется за йогуртом.
- Мама, не надо! – пытаюсь робко вставить, но куда там.
- Не кричите, Светлана Сергеевна - Кир успокаивающе совершает круговые движения руками, как дрессировщик перед тигром, - Арину нельзя волновать. И за стеной другие пациенты.
- Ты её сюда отправил и смеешь еще мне указывать? Мне никто не указ! Пошёл вон! – Мама разъярённо делает еще пару шагов вперёд.
- Кир, пожалуйста... – блею, натянув простынь по самый подбородок.
Кир, сглотнув, оборачивается ко мне, и я продолжаю:
- Уйди, пожалуйста.
Едва заметный кивок.
С мамой они расходятся, как боксеры на ринге – по кругу, не спуская друг с друга взгляда. Мама, держа над головой бутылку с йогуртом, как гранату, Кир - выставив перед собой руки в охранном жесте.
Тихо прикрывается дверь, мама цедит сквозь плотно сжатые зубы.
- Ты что себе позволяешь?
- Но... Мам... – Лепечу помертвевшими губами.
- Моя дочь не шлюха!
Она рявкает так громко и с такой злость, что должны вздрогнуть пациенты в приёмном покое.
Кровь отливает от лица, внутри растёт ощущение пустоты и холода, будто кто-то внутри выключил обогреватель.
За что она так со мной? Я совершеннолетняя, просто поцеловалась с парнем! Второй раз в жизни!
- Как ты можешь так про меня? Ты... – Слова с трудом прорываются через спазм в горле.
Мама, бросается ко мне, её лицо перекошено от ярости. Заносит руку, но вовремя останавливается.
Так и стоит с дрожащей ладонью готовой для удара.
Я вздергиваю подбородок. Если она ударит меня сейчас, я не прощу ее. Никогда!
Наверное, она это чувствует.
Обмякнув, мешком падает на гостевой стал. Сжимает голову руками и слегка покачивается.
- Дочка, что ты делаешь? – В её голосе столько боли, будто я кого-то убила, расчленила и съела. Поднимает на меня покрасневшие от усталости глаза. - Арина, не смей!
- Ты сама сказала сейчас, тебе никто не указ. А мне?
- А тебе... Тебе я указ! – Повышает голос. - Не связывайся с такими мальчиками.
- Что такого?
Прикрыв глаза мама несколько раз выдыхает, словно собираясь с мыслями. Несколько успокоившись произносит:
- Пойми, он поиграет тобой и бросит. Его мир — это роскошь и глупости. Тебе нужен кто-то, кто будет любить тебя по-настоящему, кто поймёт твои чувства...
- Всякое бывает в жизни, мам. Я не собираюсь за него замуж. – Мой голос предательски дрожит.
- Тогда скажи ему, чтобы его больше здесь не было. Или я сама скажу. – Вскакивает, словно готова прямо сейчас нестись за Киром по коридорам больницы.
- Мам, он просто парень... Обычный! Не исчадье ада!
Мама горько усмехается.
- Нет, Арина! Он не такой, как мы... Не надо... Ещё не известно, какой ты выйдешь отсюда. Какой станешь через год...
- Хочешь сказать, я могу остаться инвалидом? – Грубо обрываю её.
Мама, скорбно поджав губы, садится рядом. Прижимает мою голову к себе, целует в висок.
- Прошу тебя, девочка, не влюбляйся... Это тебя уничтожит.
Вздохнув, обнимаю её здоровой рукой.
Мама тихо продолжает:
- Знаешь, как бывает... Первый шрам – самый глубокий. Однажды ты встретишь парня. Нормального! – Слегка отстранившись, отводит мне прядь со лба. – Такого, кто будет тебя любить и примет любой. Будет беречь и ограждать от любых неприятностей. Этот подонок тебе не пара.
Но во мне её слова отзываются не тоской, а злостью.
- Он не подонок!
- Да, ты сейчас так думаешь. – Мама говорит мягко, но уверенно. – Просто поверь мне, Арина...
Мы еще долго сидим так, обнявшись. Мама убеждает, приводит примеры, давит жизненным опытом. Я обиженно соплю на её груди, понимая, что спорить сейчас с ней не стоит.
- Обещай, что никогда больше не встретишься с ним?
- Я не могу... - Всхлипываю.
- Поклянись, Арина. Умоляю! Или я поставлю вопрос жёстко. Продам квартиру, увезу тебя из этого города... Я не знаю...
Её слова звенят отчаянием. Никогда не видела её в таком состоянии. Даже в тот страшный вечер, когда рассказала мне свою страшную тайну, была более уравновешена.
- Ладно, - скриплю неохотно.
Мама уходит. А я долго лежу, глядя в потолок, отупевшая от событий этого дня.
Может быть мама права? Если я останусь инвалидом, зачем тешить себя напрасными надеждами? Сейчас ему жаль меня, но пройдёт неделя, вторая. И он просто не придёт.
Что-то впивается в мой бок, и я достаю планшет с приколотым на него листком бумаги.
На меня смотрят карие глаза. Холодные и пустые.
Исправишь?
Долго я плачу, прижимая к груди рисунок. Неужели я никогда больше не увижу его вживую? Пусть даже его глаза смотрят на меня таким же льдистым взглядом, как на рисунке, это в тысячу раз лучше, чем не увидеть их никогда.
С трудом дотягиваюсь до коробочки с телефоном, которая, незамеченная мамой, притулилась на углу стола.
Я только напишу ему, что нам нельзя встречаться...
Глава 38.
Честное извинение — отражение внутренней силы
Кир
- За маму извини, она за меня переживает...
- Да норм, бывает.
- Я обещала, что мы не будем видеться.
- Мы и не видимся. Мы периписываемся.
- ПерЕписываемся.
- Ромашина, не душни, а...
- Причешись нормально, что за идиотский вид? – Отец окидывает меня презрительным взглядом.
Демонстративно плюнув на пятерню, приглаживаю волосы.
- Так?
Отец раздражённо цокает. Типо, что с таким идиотом, как я, можно поделать?
- Позорище! – шипит. - Ладно, стилисты разберутся. Может, наоборот, тебе на интервью небрежности добавить. И обречённости?
Луплю на него глаза. Чёрт, я же совсем забыл про это грёбанное интервью!
Вообще, я сегодня устал и не выспался, но обречённости во мне точно нет.
Всю ночь переписывались с Ариной. Оказывается, Ромашина по телефону и Ромашина в жизни – два разных человека. Я местами даже боялся её острого языка.
