Красивый. Наглый. Бессердечный (СИ) - Туманова Кира
- Папа денег не давал?
- Да пошла ты! – Шипит сквозь сомкнутые зубы. – Я его чуть не ограбил. Отца чуть не ограбил, чтобы тебе угодить, а ты недовольна. – Вскакивает, и хватает коробку с телефоном, потом, будто очнувшись кладёт мне её обратно на колени. - Бумагу и краски она хочет... - фыркает.
Слегка покачиваю бедрами Так, мне кажется, немного облегчаю своё состояние. Главное – шевелиться. Тогда зуд - это не так тяжело.
Кир стоит посреди палаты и отрешённо смотрит в угол.
- Я не понимаю... Я признательна тебе. Очень. Только, что такого, если можно было взять подешевле, подержанный? И тебе не пришлось бы воровать, и у меня был бы телефон.
- Ты даже не слышишь меня! Я не взял у отца ни копейки.
Искоса смотрю на его профиль, будто высеченный из камня. Просто не понимаю, чего он взбесился?
- Ты поступил правильно, это же отец...
- Давай только без душеспасительных бесед, ок? – Раздувая ноздри, отмахивается от меня.
И я окончательно теряюсь.
- Я только хотела сказать, что мне жаль. Наверное, твои отношения с отцом...
- Тебе меня жаль? – Он поднимает на меня взгляд. Теперь там не пламя, а пронизывающий до костей холод. – Ты шутишь сейчас? Это я должен тебя жалеть! Я!
- Наверное, я не в своё дело лезу, но...
- Да! Не в своё! Жалеет она меня... Где я, и где ты, Ромашина? – тычет в меня пальцем. - Посмотри на себя!
Съеживаюсь и перестаю ёрзать. Он опять собирается меня размазать? Да что происходит?
Каким-то чудом нахожу в себе силы ему ответить:
- Уйди, Рейгис. Каждый из нас останется на своём месте.
- Знаешь, надоело, – давит меня тяжёлым взглядом. – То тебе не так, это не эдтак. Сейчас я понимаю, почему к тебе никто не приходит. – Идёт к двери, и уже взявшись за ручку, оборачивается. - Телефон оставь, симка внутри стоит.
Хочет ещё что-то произнести, но лишь машет рукой и снова выходит.
Вот я глупая! Ждала его, готовилась!
Где я, и где ты...
Как уничижительно у него это прозвучало. Как был высокомерным засранцем, так и остался. Я же ничего ему не сделала. Ни-че-го!
Горло перехватывает от невыплаканных рыданий. Но я держусь.
Кир Рейгис не заслуживает ни одной моей слезинки. Ни единой!
Глава 35.
От людей можно ожидать чего угодно. Даже от тех, кого знаешь как облупленных.
В больнице такая тишина, что я слышу, как отсчитывают время часы на стене. Не хочу смотреть на них, и так знаю, что поздно.
Ко мне никто не придёт!
Кир прав, никому я не нужна. Но сейчас я даже этому рада, потому что не хочу видеть никого!
Подбородок мелко дрожит, я безуспешно пытаюсь справиться с подступающими слезами. Обида тяжёлым пыльным мешком прижимает меня к кровати.
Такая глупая ссора, которой никто из нас не хотел. Слово за слово, и понеслись обиды и претензии.
Где я, и где ты... Да, мы разные. Да, это очевидно!
Но зачем полосовать мою душу злыми словами, словно лезвием? Будто мне недостаточно физической боли.
Кир всегда страдал отсутствием чуткости к другим людям. Не жалел, не задумывался о том, как действуют его фразы и поступки на окружающих.
Центр вселенной, великий пуп земли. И если что-то идёт не так, как он хочет, он тут же фыркает и обижается.
Ну а я... Я тоже хороша.
Мельком бросаю взгляд на подаренный телефон, и невыплаканные слёзы льются потоком. Всхлипывая, смотрю на красочный логотип на коробке, и в груди скручивает и печёт.
Он же хотел, как лучше...
Пытаюсь дотянуться до стола, чтобы взять кружку и налить воды. Но почти ничего не вижу из-за запотевших очков. Нечаянно сталкиваю кружку дрожащими мокрыми пальцами.
Грохот, который я устраиваю, в больничной тишине, наверное, слышен даже в подсобке пьяного техника.
И уже через минуту ко мне влетает пожилая медсестра.
- Господи, деточка, что случилось? – Верещит испуганно. Наверное, мой зарёванный вид и разбитая кружка объясняют все без слов. – Кнопочка же есть у тебя на стене. Хочешь пить, нажми.
Шаркает ко мне, и кладёт руку на голову. Успокаивающе перебирает волосы.
- Да не плачь ты, сейчас ещё одну кружку принесу.
- А где Вика? – спрашиваю, всхлипывая.
- Так смена закончилась у нее. Я пока за тобой посмотрю. Ада Арнольдовна я.
Она ещё что-то говорит, но продолжение тонет в моих рыданиях.
Она ещё и Ада! Будто кто-то на небесах подслушал мои тайные мысли, выведал страхи, даже глупые суеверия и стал методично и жестоко воплощать их в реальность.
Это самый худший день в моей жизни! Хотя нет, с поцелуем было больнее. И с аварией!
Это самый худший день за последнюю неделю. А хороших я совсем не припомню.
Взвыв от жалости к себе, снимаю очки и утыкаюсь лицом в простыню.
Чувствую, как кровать прогибается под грузным телом, видимо, Ада Арнольдовна садится рядом.
- Да ладно тебе, деточка. – Робко гладит меня по загипсованной ноге. – Я же знаю, как это тяжело. Лежать вот так. Хорошо, хоть парень тебя не бросает.
Я отвечаю издаю что-то среднее, между стоном и рычанием.
- Поссорились чтоль? Вылетел, как оглашенный... Не переживай, помиритесь.
Она ещё что-то говорит успокаивающее и мягкое, а я не могу остановиться. Слёзы сами льют, будто наказывая меня за то, что пыталась сдержаться.
Ада Арнольдовна уговаривает меня принять таблеточку, выпить чай с ромашкой. Но я отрицательно машу головой. Хочу уснуть летаргическим сном на пять лет, и проснуться здоровой и сильной. Не помнить ничего – ни мерзкого Рейгиса, ни его презрительную усмешку. Вообще, хочу забыть всю свою жизнь, как дурной сон. Обо мне всё равно никто не вспомнит за это время – маме я, видимо, не очень-то нужна, Таня вообще забыла.
Устав со мной биться, медсестра, наконец, догадывается принести воды. Кружка цокает о зубы и жалость к себе, постепенно перестаёт терзать мое сердце. Наверное, выплакала всё сейчас. Рассчиталась и за прошлую жизнь, и за будущую.
- Ну вот, всё хорошо, деточка. – Ада Арнольдовна ставит кружку на стол. – Не надо так убиваться. Сейчас я укольчик принесу, будешь спать у меня, как касаточка.
Она мягко причитает, формируя кокон из одеяла вокруг моих ног, и я постепенно успокаиваюсь. Так и сижу – без очков, мрачно уставившись перед собой.
Зачем мне очки? На что мне так смотреть? На коробку с телефоном, которая обладает слезоточивым эффектом?
Тихое царапанье в дверь, почти не слышное из-за голоса медсестры, но я настораживаю уши. Смутная надежда на то, что Кир может вернуться, мелькает и тут же исчезает. Нет, он всегда вламывается без стука.
Неужели врач? Нет, врач сразу заходит, не стучит.
Стук становится громче и медсестра перестаёт болтать. Тоже поворачивается к двери.
- Кого это принесло, - встаёт и шаркает к дверям, ворча по пути. - Время посещений давно закончилось.
Щелканье ручки, скрип петель.
- Куда ты на ночь глядя? – Недовольный голос медсестры. – Вот недавно же вышел. Я так и знала, что не надо тебя пускать, довёл вон девчонку...
Сердце подпрыгивает к горлу, а потом ускоряется до немыслимой скорости. Бьет по ребрам, как отбойный молоток.
Не может быть!
- Ада Арнольдовна, - от этого голоса меня пробивает током по всем нервным окончаниям. - Я принес вам шоколадку от Минздрава. Наградную грамоту обещали выслать по почте.
- Ох ты, и хитрец... Балуешь, скоро подарки от Минздрава складывать некуда будет.
- Ничего, Ада Арнольдовна, всех внуков угостите.
Они мило обмениваются любезностями, а я сижу в ступоре. Я не знаю, что сказать и не знаю, что и думать.
Кир вернулся. Но зачем? Чтобы добить или... Чтобы оживить?
Глава 36.
Быть художником, значит, верить в жизнь
- Ладно, пойду я... – торопится Ада Арнольдовна. – Только недолго! А то знаю вас, молодежь.
Шуршит обёртка, видимо, в карман белого халата опускается подарок от Минздрава.
