Красивый. Наглый. Бессердечный (СИ) - Туманова Кира
- Привет, Бес. Нужны кроссы Лакост? У нас один размер. Белые. Да, с крокодилом, конечно. Оригинал. Пятёра? Эх... Ладно. Сейчас только переведи.
- Салют, Рэм...
Через час я уже заказываю Арине телефон. Не яблочный последней модели, на такое моего гардероба не хватит, но вполне приличный.
Сразу еду выкупать его из магазина.
Прикинув свои скудные финансы, отказываюсь от такси и тащусь на автобусную остановку. Еду в салон сотовой связи, зажатый между рюкзаком какого-то студеоуза и мужиком, воняющим жареной рыбой и перегаром.
Похрен! Трясусь в долбанном троллейбусе, подвешенный за поручень, и улыбаюсь.
Как только представлю, как она обрадуется...
«Ну что, опять папочка помог?»
«Фигушки, я сам это сделал!»
***
- Привет, можно? – С пакетом в руках, где лежит телефон и бумаги из универа, вваливаюсь в палату.
Сияю, как начищенный пятак. Всё-таки я молодец, а не презренный папенькин сынок
Пусть потом хоть кто-то упрекнёт меня в том, что я чёрствый и бездушный сухарь. На интервью с отцом даже врать не придётся.
Арина сидит на кровати с книжкой в руках. Волосы аккуратными локонами лежат на плечах и выглядит она лучше. На щеках румянец, губы соблазнительно розовеют. Почему-то мелькает мысль о том, что она могла готовится к моему приходу.
Услышав, что я вхожу, Арина, захлопнув, прячет книжку под подушку.
- Привет...
Улыбается так, будто и не было предыдущего разговора. Хотя, ей же здесь скучно, может, и мне рада.
- Привет, что читаешь? – Вхожу, пряча подарочный пакет за спиной.
- Да так, неважно. Девчачье...
- Покажи.
Арина смущённо достаёт книгу:
- Тебе не интересно будет.
С деланым восхищением смотрю на потрёпанный экземпляр, который читала ещё, наверное, её мама.
- М... – С пониманием дела мычу. - «Грозовой перевал». Классика.
- Ага. Не читал?
- Нет. Кстати, я тут тебе принёс...
Уже хочу протянуть ей пакет, как она вдруг спрашивает:
- А тебе какие книги нравятся?
Подвисаю хлеще, чем у шкафа со своим шмотьем.
Пытаюсь вспомнить, какие книги из списка обязательной литературы для шестого класса я осилил.
- Эм... У меня сложные предпочтения. Последнее, что я держал в руках, это Эммануил Кант.
- Не читала, - раздосадовано вздыхает. – И как, рекомендуешь?
- Ну... – Надуваю щёки и отвожу глаза, подбирая слова. - Содержание интересное, но не моё, не моё.
- Ясно.
Мы оба молчим. Вот сейчас, после такой возвышенного ноты вручать ей прозаический телефон как-то глупо.
Наконец, я решаюсь.
Только открываю рот, как Арина вдруг произносит.
- Прости.
Она говорит это тихо, еле слышно. Но я вздрагиваю всем телом. Поворачиваюсь к ней в лёгком шоке. Я не догоняю, это она извиняется, что Канта не читала?
- Чего? – В недоумении потираю бровь. Может, мне послышалось?
- Я была резка. - Она смотрит с грустной улыбкой. - Людям нельзя говорить грубости, даже, если они это заслужили. Правда, Кир, прости. Я очень переживаю, что тебя обидела.
Сижу и медленно офигеваю. Да она та ещё манипуляторша, хотя может и сама этого не замечать. Смотрю на неё молча, с нескрываемым интересом, пока она не начинает краснеть от смущения.
Наверное, она нашла лучший способ вызвать вину. Начала бы обвинять и стыдить, я бы замкнулся и психанул. Но, когда ко мне обращаются вот так, будто с другого конца разговора заходят, даже не знаю, что делать.
Арина в смущении закусывает нижнюю губу. А я только и могу выдохнуть:
- Да не за что извиняться, ты была права.
Глава 33.
Чем дольше ждёшь любви, тем слаще её встреча
Кир уходит, а я сижу какое-то время, закрыв лицо ладонями от стыда.
Слёз больше нет, сил тоже. Но внутри больно и так тянет, словно меня исполосовали бритвой. Такое чувство, что я подхватила какую-то эмоциональную заразу. Ещё тогда, на вечеринке.
Заразилась от Рейгиса через поцелуй. Заразу злую и жестокую, которой они все болеют... И Полина, и толстый Тоха, и девчонка в берцах. Все!
Я не была равнодушной и мстительной. А теперь стала!
Он же извиниться хотел! Именно этого я от него и ждала. Столько раз прокручивала в голове возможные диалоги, а когда всё случилось, я набросилась, как мегера!
Будто его извинения мне нужны были, чтобы пнуть побольнее. Что мешало мне пойти ему навстречу? Может быть тогда...
И что ты обо мне знаешь?
И правда. Я не знаю ни-че-го!
Отнимаю ладони от лица и поднимаю глаза к потолку.
И, самое главное, я не знаю правды. Где настоящий Рейгис, а где нет? Но в тот момент, когда он взял меня за руку, я чувствовала – он не лжёт!
Вдруг он, и правда, мучается и переживает? Или эти чувства ему недоступны?
Вспоминаю его надменный взгляд после поцелуя. Ведь тогда я тоже считала, что он искренен, а чем всё обернулось...
Ещё увидимся!
Я хочу, чтобы он пришёл, и боюсь этого. После всех обвинений, что я выплюнула ему в лицо, ещё не известно, с чем он заявится. И что тогда? Новый виток игры, где он меня мучает, а потом хватает за руку, умоляя простить?
Где правда?
Ночью я почти не сплю. Иногда проваливаюсь в лёгкое дремотное состояние, где меня снова пытают мягкие губы, высокомерные слова про трусики, оглушающий смех и ослепляющий свет фар.
Мне больно до тошноты! И не только от того, что перестают действовать обезболивающие и я не могу найти удобное положение, чтобы не ныло тело.
В груди раскручивается вихрь раздражения, закручивает все органы в узел. Хочется встать и пройтись по палате, открыть окно и вдохнуть свежий воздух, чтобы остудить голову.
Но я не могу!
Я злюсь на Кира, на себя, на ситуацию. Нужно как-то жить дальше, но я не способна это сделать, пока не расквитаюсь с прошлым. Не разберусь окончательно, кто он такой. Почему-то мне это очень важно!
Наверное, нужно позвать кого-то из персонала, но я стесняюсь. В больнице так тихо, что кричать и беспокоить медсестёр мне кажется глупо. Я же не умираю, и они не психологи...
Утром я с нетерпением наблюдаю, как та же молодая медсестричка сосредоточенно набирает в шприц лекарство из ампулы. Я жду этого укола, как манны небесной. Кажется, стоит немного унять физическую боль, и на душе станет легче.
- Ну вот и всё, - доброжелательно бормочет она, протирая место укола, - скоро подействует. - Смотрит на меня пристальным долгим взглядом и вдруг добавляет. – Сегодня бледненькая, спала плохо. Не переживай, придёт скоро твой.
И от этого «твой» я вдруг успокаиваюсь, а по груди разливается тепло, и становится легче. Лучше, чем от укола с обезболивающим.
Оправляю подол здоровой рукой и откидываюсь на подушку. Надо же, Рейгис – «мой», даже звучит забавно.
С улыбкой смотрю на неё. На груди бейджик с именем Виктория, только сейчас замечаю.
Надо же, даже в этом сейчас я вижу какой-то тайный смысл. Наверное, если бы её звали Ада, я бы скисла. Но Виктория – это воодушевляет.
- Когда улыбаешься, такая миленькая. – Добавляет медсестра. – Без очков, вообще, просто куколка. Почему ты их носишь?
- Не могу, - пожимаю плечами. – Я без них почти не вижу ничего.
- Линзы, - она оттягивает нижнее веко, демонстрируя достижения офтальмологии. – Видишь, всё не страшно. Можно даже цвет глаз менять.
- Потом, когда выпишусь, - хочу отмахнуться от неё.
- Да брось. – Фыркает. - Ты в больнице лежишь. Когда ещё такая возможность будет? Скажи на обходе, что после аварии зрение падает, тебя офтальмолог посмотрит.
- Наверное, можно, - тяну неуверенно. И зачем-то добавляю смущенно. – А у вас есть зеркальце? Может быть расческа.
Это не я говорю, это кто-то другой моим голосом. Произношу, и самой становится стыдно за себя. С чего бы медсестре делиться расчёской, это негигиенично и вообще, как-то...
- Простите... – краснею, - мне бы как-нибудь передать маме, чтобы она принесла косметичку.
