Две секунды после - Ксения Ладунка
Глава 13
Агент щелкает по кнопке диктофона и говорит:
— Назови, пожалуйста, свое имя и фамилию. Для протокола.
От волнения я забываю, как меня зовут. Мужчина сидит напротив и заполняет бумаги.
— Эм… Белинда Шнайдер.
— Хорошо, Белинда. Можешь поднять правую руку?
Я делаю это, не совсем понимая, зачем.
— Клянешься ли ты говорить только правду, правду и ничего, кроме правды?
— Подтверждаю.
— Хорошо.
Он откладывает документы.
— Мы собрались сегодня по поводу твоего парня. Можешь назвать его имя?
— Том. Томас Митчелл.
Агент кивает. Потом называет дату, время, номер дела и место проведения допроса. Как только мы с отцом оказались здесь, нас сразу привлекли к делу. Его как свидетеля, меня как потерпевшую.
— Хорошо, а теперь скажи, почему ты сегодня здесь?
— Я не знаю.
— Твоего парня арестовали, — поднимает бровь агент. — Скажи, что ты об этом знаешь?
Нервно постукивая пальцами по столу, я говорю:
— Моя мать обвинила Тома в домогательствах ко мне, но это неправда. Почему он арестован?
Полицейский внимательно смотрит на меня, явно что-то обдумывая. Потом подается вперед, облокачиваясь на стол.
— Какой возраст согласия в Калифорнии, ты знаешь?
— Знаю. Восемнадцать.
— Когда тебе исполнилось восемнадцать?
— В июне прошлого года.
— Получается восемь месяцев назад.
Я выпрямляюсь и сцепляю пальцы рук в замок.
— Я уже говорила и повторю еще раз, наши отношения с ним начались после моего дня рождения. Вы можете ответить на мой вопрос?
— Сейчас вопросы задаю я, а ты на них отвечаешь, Белинда, а не наоборот.
Покачав головой, я отвожу взгляд.
— Я просто хочу понять, что происходит.
Не обращая внимания на мои просьбы, он продолжает:
— Сейчас обвинения в сторону Тома звучат так: «Половое сношение с лицом, не достигшим возраста сексуального согласия». Это уголовное дело. Ты знаешь, какой срок давности имеют уголовные дела?
— Нет, не знаю.
— Шесть лет. Это значит, что только по прошествии шести лет с момента преступления человек освобождается от уголовной ответственности.
Я смотрю на агента и киваю.
— На момент возможного совершения преступления Линда Шнайдер — твоя мама — являлась опекуном. Соответственно, если срок давности по делу не истек, а он не истек, она может предъявить Тому обвинения, даже если ты не имеешь к нему никаких претензий.
Усмехнувшись, я смотрю в полоток и качаю головой. Поразительно. Просто поразительно то, как сильно моя мать хочет испортить жизнь мне и тем, кто для меня дорог.
— Она здесь? — спрашиваю я.
Агент молчит. Во мне поднимается злость, очень сильная, еле сдерживаемая. От несправедливости и невозможности что-либо с этим сделать. Том не должен быть под арестом, он ни в чем не виноват. Если кто-то здесь и виноват, то только я.
— Том находится здесь в качестве подозреваемого. Моя задача — выяснить все обстоятельства дела. Он может быть оправдан, а может и нет. В твоей власти приложить все усилия, чтобы помочь мне в этом разобраться. — Полицейский делает небольшую паузу. — Белинда, теперь понимаешь, что ты здесь делаешь?
Я киваю.
— Тогда начнем. Откуда ты знаешь Томаса Митчелла?
— Мой отец — продюсер его группы. Они работают вместе и дружат.
— То есть вы познакомились, когда твой отец стал с ним работать?
— Да.
— Сколько тебе было лет?
— Не знаю. Лет пять, может, меньше.
— Хорошо. Когда вы с ним первый раз заговорили, ты помнишь?
Осознав, что я могу помочь Тому, а не навредить, я изо всех сил пытаюсь отыскать в памяти нужный момент.
— Нет, такого я не помню, но он периодически играл со мной в детстве. Все парни из группы играли со мной.
— Вспомни какой-нибудь эпизод и расскажи мне настолько подробно, насколько это возможно.
Я вдыхаю полной грудью, мысленно возвращаясь в прошлое, но почти ничего не помню и боюсь, что те крупицы воспоминаний, которые остались, — ложные, но все же начинаю говорить:
— Отец привел меня на их репетиционную базу. Кажется, они тогда только начинали. Я видела «Нитл Граспер» не в первый раз, но все же не знала их. Они репетировали, что-то записывали. Там было две комнаты. Одна с инструментами, другая для отдыха. Я была во второй, они в первой. У меня с собой были какие-то игрушки, одной из них был кубик Рубика. Я крутила его и не понимала, что делать, поэтому расстраивалась. Том вышел из комнаты, увидел меня и подошел. Сел рядом, и мы о чем-то говорили, я не помню о чем. Потом он взял кубик, покрутил и собрал. Я помню, что очень обрадовалась тогда.
Агент делает пометки в бумагах.
— Это все, что ты помнишь? Как он выглядел, как двигался, как сидел?
— Нет, этого я не помню.
Он кивает.
— Том произвел на тебя впечатление?
— Да, определенно.
— Как ты думаешь, почему он подошел к тебе?
Прикусив губу, я говорю:
— Возможно, он увидел, что я грущу. Он такой человек, что не пройдет мимо, если кому-то плохо. Всегда поможет.
Агент снова кивает. Он будто не пытается на меня надавить, а хочет на самом деле выяснить всю правду, но я не могу ему доверять, кажется, он планирует обвести меня вокруг пальца.
— Хорошо, Белинда. А он… Я понимаю, что тебе будет неприятно слышать такие вопросы, но это дело сексуального характера, и без этого никак. Возможно, ты помнишь, что он трогал тебя?
— Нет, — резко отсекаю я. — Он никогда не трогал меня.
— Да, я понимаю. Все хорошо. Скажи, когда он начал тебя трогать?
— Он не… — я осекаюсь, потому что утверждать, что он вообще не делал этого, я не могу. — Мы не особо касались друг друга до начала наших отношений. Никто никогда не переходил границ.
Агент думает, а потом начинает расспрашивать меня про детство и все, что касается Тома. Я рассказываю подробно, так, чтобы сомнений в том, что я говорю правду, не осталось. Периодически он уточняет, не приставал ли Том ко мне, не говорил ли каких-то непристойных вещей, не намекал ли на что-либо. Я твердо и уверенно все отрицаю, но когда мы подбираемся к недавним событиями, моя решительность угасает.
— Так когда случился ваш первый секс?
— Эм… он был в июле.
— Хорошо. Где это случилось? Вы были дома?
— Да, у него. Он забрал меня из
