Медленный фокстрот - Александра Морозова

– Эй, народ! Там какой-то чел из двушки с Литвиновым дерется! Го смотреть!

Я тут же сообразила, кто этот «чел из двушки», и вперед остальных рванула на улицу. Даню с Лешей к тому времени друг от друга оттащили. Одного держал охранник, другого – физрук.

Я бросилась к Дане.

– Ты же обещал! – крикнула и замахнулась.

Но Даня ловко перехватил мою руку – физрук к тому моменту его уже почти не трогал – и быстро-быстро затараторил:

– Это он на меня кинулся! Я только защищался!

Я не поверила и долбанула Даню другой рукой. Потом еще раз и еще. Тогда за него стали заступаться парни во главе с физруком:

– Ну, хватит! Тебя еще не хватало тут, Соболевская! Не трогай его.

– Да, не он начал…

– Леха на него налетел…

– Правда, ты, Дань, тоже повел себя как тот еще…

– Благодарю! – ответил им разом Даня.

Он улыбался, хоть из разбитой губы на белоснежную рубашку стекала алая тонкая струйка.

Я повернулась, чтобы взглянуть на Лешу. Он был шире Дани и казался мощнее, но уступал ему в росте. Только вот Даня, если его выбесить, – а у парней это получалось довольно просто – превращался в медоеда, который мог бездумно наброситься на хищника больше и опаснее себя и, как правило, его победить.

Как-то я сказала об этом Дане, а он ответил, что я тоже тот еще медоед, только в танцах.

– Так вот на кого ты меня променяла, – усмехнулся Леша, задирая голову с разбитым носом. – Хоть бы мужика себе нашла, а то ж танцоришка!

– Заткнись! – крикнула я и бросилась к Дане.

За то время, что мы с ним знакомы, я успела усвоить, что больше всего его задевают слова о его якобы немужественности. Понятное дело, корни этой неприязни обмотаны вокруг его отца, вот только навредить отцу Даня не мог, а идиотам во дворе, спортшколе, на улице или на выпускном – пожалуйста.

Физрук, думая, что Даня успокоился, отошел на два шага. И я, предчувствуя, что будет дальше, бросилась и всем телом повисла на Даниной руке – это был единственный способ его остановить, никакие другие не действовали, а я их в свое время перепробовала уйму.

Даня не успел меня скинуть, к нам опять подлетел физрук и уперся ему в грудь.

– А ну-ка, тихо тут! Вы где находитесь, молодые люди?! И что себе позволяете?!

На шум из ресторана стали выходить гости, в том числе и моя мама.

– Даня! Господи…

Потихоньку стало понятно, из-за чего все произошло.

Даня возле туалета подловил пьяную Лоскутникову – видимо, когда она шла на рандеву в кабинке с Лешей, – и принялся ее целовать – думаю, она даже не поняла подмены. Совершенно случайно оказавшийся в том же месте Леша – вот ведь совпадение! – смекнул, что его пытаются оставить без добычи, и ринулся в атаку. В пылу драки они с Даней разбили стекло в двери и сломали какую-то декорацию на входе. Лоскутникова рыцарский бой пропустила – ее выворачивало в туалете.

– Видишь, я ни при чем, – так и светясь, доказывал мне Даня. – Он сам.

– Издеваешься? – спросила я.

Даня округлил глаза и замотал головой и руками.

– Ни в коем разе!

С одной стороны у него мотался порванный галстук-бабочка, с другой – оторванный ворот белой рубашки.

У Леши никак не останавливалась кровь, нос жутко распух, и было решено везти его в больницу. Пока ждали машину, моя мама, физрук и директор уговаривали его не заявлять на Даню. Леше уже исполнилось восемнадцать, и инспектор по делам несовершеннолетних на обращение в больницу не поедет.

Даня же, умывшись, выбросил галстук-бабочку и, расстегнув оставшиеся верхние пуговицы рубашки, пошел куражиться перед девчонками. Он вообще это любил, но при мне обычно сдерживался, а тут совсем разошелся, пока я не потащила его к такси.

– Ну, теперь можно и домой, – сдался Даня. – А ты, между прочим, чуть все веселье не пропустила.

Я на миг замерла, глядя в его блестящие глаза, а потом засмеялась.

– По тебе цирковое плачет!

Он тоже засмеялся, но, увидев, что моя мама идет к машине, поспешил галантно открыть перед ней дверь. Ну настоящий джентльмен.

– Дань, ну зачем ты Лешу трогал? – спрашивала она, когда мы ехали домой.

– Теть Вер, джентльмены о таких вещах не говорят, – с загадочным видом отвечал Даня.

– А к Лоскутниковой зачем полез?

– Так она же моя любовь с самого детства!

Первой не выдержала и захохотала я.

– Лайма! – прикрикнула мама.

Даня тихонько толкнул меня локтем в бок.

– А Леша этот, – продолжала мама, глядя на меня с переднего сидения через зеркало заднего вида. – Вы же с ним встречались, Лайма?

– Мы расстались, – смеясь, ответила я и поняла, что не чувствую ничего, кроме облегчения.

– Когда это вы успели?

– На днях.

– Как у вас все быстро, – вздохнула мама. – Ну а ты, Даня? То к одной, то к другой, а теперь еще и Лоскутникова… Как можно быть таким ветреным?

Я схватилась за Данино плечо, как будто могу выпасть из машины.

– Так он… ее… в туалет… звал, – сквозь слезы от смеха по слову выдавливала я, – чтобы… предложение… сделать!

Даня тоже заржал рядом со мной.

– Ос… остеп… остепениться… решил! – Я хохотала так, что у меня заболели щеки и мышцы на животе.

– Господи, кого я воспитала? – закатила глаза к потолку мама. – Бабник и вертихвостка.

– Дельфин и русалка, – зачем-то сказал Даня, но мне стало еще смешнее.

– Успокой ее как-нибудь, – попросила его мама. – А то она сейчас… лопнет.

Даня притянул меня за плечи к себе, уложил на грудь, как будто я рыдаю, и начал гладить по голове.

– Тише, Лаймочка, тише. Все проходит, и это пройдет.

Но я никак не могла остановиться.

– Первый раз вижу таких дружных брата с сестрой, – сказал водитель такси. – Мои друг с другом до крови дерутся.

Мы все промолчали. Мы уже привыкли, что нас с Даней принимают за сестру с братом.

Такси остановилось у дома, где Даня с каким-то знакомым парнем напополам снимали квартиру. С отцом Даня не жил уже года полтора. Подрабатывал везде, где только мог, сам оплачивал танцы, жилье, еду, развлечения. Я знала, что он помогал Слонихе проводить занятия с младшими группами, она ему неплохо платила,