Медленный фокстрот - Александра Морозова

– Спасибо за вечер, – сказал Даня, выходя из машины.

– Тебе спасибо, – ответила я. – Ты спас мой выпускной.

Он улыбнулся.

– Обращайся.

Где-то через час Даня позвонил мне и предложил гулять всю ночь и встречать рассвет. На заднем фоне у него хохотали какие-то девицы, время от времени он на них негрубо шикал.

Я отказалась.

Мама слышала, что я говорю по телефону, и наверняка догадалась с кем, но, тем не менее, осторожно спросила:

– Кто звонил?

– Даня. Приглашал встречать рассвет.

– А почему ты не пошла?

Я пожала плечами.

– Он с компанией.

Мама могла бы поспорить, что обычно я не боюсь новых компаний, но не стала и только понимающе кивнула.

– Мам, а почему Даня такой?

Вопрос вырвался сам собой, я даже удивилась, что задала его.

Мама сразу поняла, что я имею в виду.

– Почти все красивые мужчины такие, – ответила она. – Когда женщины сами лезут на шею, сложно устоять.

– И он всегда будет таким?

– Думаю, нет, – улыбнулась мама. – Однажды он найдет ту самую и успокоится.

– Но папа же тоже был красивым, – не унималась я. – И тоже… таким?

– Наверное, немного был, – задумчиво произнесла мама. – Конечно, он общался с девушками, как ты иначе научишься обходиться с ними? Но когда мы с твоим папой познакомились, ни ему, ни мне больше никто не был нужен. А ведь мы были еще совсем молоды.

– Хочешь сказать, Даня только к старости успокоится?

– Ну почему же? Может, и раньше. Найдет ту самую и превратится в прекрасного мужа и отца.

Я попыталась представить ее, ту самую девушку, ради которой Даня бы забыл обо всех остальных. Высокая блондинка, сошедшая с глянцевой обложки? Внешне бы они смотрелись гармонично. Да и под его вкусы подходило идеально.

Но лично я желала Дане чего-то другого – домашнего, уютного. Спокойную и милую тихоню, которая ждала бы его дома с кастрюлей его любимого супа с фрикадельками.

У Дани в жизни было столько штормов и ураганов, что хотя бы новая семья, которую он однажды сам создаст, должна наконец стать нерушимой крепостью, способной устоять при любом нашествии и катаклизме.

Но, скорее всего, возведет он эту крепость только через много-много лет.

Глава 20

Наши дни

Даня

Я все не мог уснуть и почти убедил Аню, что заболел.

– Может, теперь мне в аптеку сходить? – спросила она, прижавшись ко мне ночью под одеялом. – Кажется, у тебя даже температура.

– К утру пройдет, – ответил я.

Но я знал, что не пройдет. Да и как могло пройти?

Сам я посчитал бы поцелуй изменой, почему тогда Аня должна посчитать иначе?

Я бы измену не простил, а Аня должна простить?..

Но хуже всего было не это. Хуже всего, что совесть меня колола не больно.

Больнее было от Лаймы: от ее слов, взгляда, желания поскорее сбежать от меня, словно я на ее глазах превратился в какую-то мерзкую тварь.

Больнее было от мыслей, что она меня не простит.

Как бы мы ни ругались с ней в детстве, потом обязательно мирились. Что бы ни происходило.

А что делать теперь, когда нечто другое, возможно, смогло победить нашу дружбу?

– Ты не купил ничего жаропонижающего? – опять спросила Аня.

– Я не был в аптеке, – признался я.

– А где ты был?

Внутри я горько усмехнулся.

– Гулял. Мне, вроде, полегче стало. Я решил, что таблетки не нужны.

– Да уж, – выдохнула Аня. – Вот тебе и полегче. Давай я хотя бы спущусь вниз? Может, на ресепшен кто-то есть?

– Да не надо ничего. Я посплю и завтра буду в норме. Вот увидишь.

Но уснуть и было самым сложным. Я до боли зажмуривал глаза, а сон никак не шел. Раз за разом я видел перед собой Лайму. В детстве: в спортшколе, на паркете, в парке летом на моей кофте, когда ее лицо заслоняло мне, лежащему на ее коленях, небо… Боже, сколько в голове сохранилось воспоминаний о ней. И все они сейчас стучали по вискам клювами потревоженных птиц.

Я был не готов отказаться от Лаймы. Не готов навсегда распрощаться с ней, пусть даже во имя предстоящего семейного счастья.

Только это не означает, что и она от меня не откажется. Многое я бы отдал, чтобы знать, что у нее в голове сейчас. Наверняка считает меня еще большей волокитой, чем я был, когда уезжал в Москву. Но это поправимо. Нужно просто все ей объяснить.

Вот только как это вообще объяснить?

Можно убедить и себя, и ее, что это ничего, минутное помутнение, ерунда. Чего только не бывает перед свадьбой. Очевидно, это все волнение – оно и понятно, скоро буду не только я, а я и Аня.

Но что-то внутри не верило в это, не поддавалось никаким оправданиям и объяснениям. Хотелось просто увидеть Лайму, тянуло к ней. Что-то внутри должно было стыдиться того, что случилось, но не стыдилось. Должно было стараться забыть, но не забывало. Наоборот, снова и снова транслировало в голове этот один-единственный поцелуй, не давая уснуть.

Часам к трем Аня не выдержала, включила ночник, поднялась.

– Это невозможно, – сказала она. – У меня где-то было снотворное. Выпей хотя бы его. Не хочешь лечиться – просто поспи. И дай поспать мне.

– Не надо, Лайм, я сам усну.

Я не сразу понял, что сказал. Заметил только, как замерла Аня на краю кровати, как напряглась ее спина, как резко выпрямились руки.

Я молчал. И она молчала.

Наконец она выдохнула и произнесла, не поворачиваясь ко мне:

– Тогда я лягу на диване.

Я рванул к ней, схватил за руку.

– Не надо, Ань. Я выпью таблетку.

Она кивнула, дождалась, когда я отпущу ее руку, и пошла к шкафу, где лежала сумка. Вернулась с пузырьком, в котором постукивали друг о друга несколько капсул, и стаканом воды.

Я с радостью проглотил бы все таблетки из пузырька, но подумал, что этого слишком мало, чтобы не проснуться.

Аня забрала у меня из рук пустой стакан, поставила на столик, легла в постель и выключила свет. Я осторожно обнял ее – она не скинула мою руку, – закрыл глаза и стал ждать, когда же сон хоть ненадолго спрячет меня под своим крылом.

Глава 21

Даня

Аня ничего мне не говорила с утра, но я чувствовал, что она злится. Мои примирительные ласки она отвергла сразу – мягко убрала мою руку, сказала, что нет настроения.

– Тебе лучше? –