Три секунды до - Ксения Ладунка
– Все нормально. Все хорошо, – повторяю я, а потом вдруг начинаю говорить: – Моя мать… мне кажется, она никогда меня не любила… и била меня все детство. Но так сильно – никогда.
Том аккуратно делает шаг и кладет руки мне на плечи.
– Я всегда так завидовала другим детям… – Я вновь вытираю слезы. – Мамы их любили, а моя даже не обнимала меня ни разу. Мне было так больно. А потом я подумала… ну что я могу с этим сделать? Я же не могу заставить человека полюбить… И все равно не могу с этим смириться.
Том гладит меня по плечам. Я несколько секунд стою, а потом разворачиваюсь к нему и обнимаю. Потому что не могу. Хочу почувствовать себя любимой, ведь Том всегда обнимает меня в ответ. Так и происходит. Я утыкаюсь ему лицом в грудь.
– Так тебя избила мать? – аккуратно спрашивает он, гладя меня по волосам.
– Так получилось… – сдавленно говорю. – Я была очень пьяная, и она нашла у меня наркотики. Я не думала, но что, если… Возможно, я это заслужила?
– Нет, детка, нет… Такое нельзя заслужить.
Я закрываю глаза и вдыхаю любимый запах. Том… как же сильно я его полюбила. Рядом с ним в душе всегда тепло и хорошо. Даже сейчас, когда детские воспоминания накрыли меня с головой.
Том очень долго протирает ватными дисками мое лицо, говорит, что так надо. Потом мы выходим из ванной, и тут я чувствую неладное. Перед глазами появляются черные точки, а в висках стучит. Том что-то говорит, но я не понимаю его слов.
– Мне что-то плохо, – выдавливаю я, прислоняя руку к виску. В теле появляется такая легкость, что держаться на ногах становится тяжело. Я чувствую руку Тома, которой он придерживает меня. Я изо всех сил стараюсь сохранить сознание и не свалиться в обморок.
Том доводит меня до кровати, и я сажусь. Опускаю голову на руки, а потом следующий кадр – это то, как он встряхивает меня и говорит:
– Ты только что на секунду отключилась.
– Понятно, – шепчу я, чувствуя, что сейчас опять вырублюсь.
– Ложись, – говорит Том и помогает мне.
Когда голова касается подушки, я собираю последние силы:
– Том, не уходи… останься со мной.
А потом все пропадает, и остаются только слова:
– Хорошо, хорошо. Я буду рядом.
17
Том остается. Иначе как бы он смог понять, что меня бросило в сильный жар? Из тех нескольких часов я помню только дикую лихорадку и дрожь, пронзающую все тело. Это похоже на бред. Я пытаюсь прийти в себя, но тело само отключает меня от реальности. Оно больше не может. И я больше не могу. Так что в какой-то момент перестаю сопротивляться и проваливаюсь в темное, блаженное и желанное небытие.
По ощущениям проходят целые сутки перед тем, как я отхожу. Голова и руки такие тяжелые, словно приколочены к кровати. Я с огромным трудом поднимаю себя с подушек и натыкаюсь взглядом на входящего в комнату Тома.
– Тебе нельзя вставать, – реагирует он.
– Почему? – хрипло спрашиваю.
– Доктор сказал лежать в кровати.
– Какой доктор? – хмурюсь я. Перед глазами все расплывается.
– Ты не помнишь? Мне казалось, ты была в сознании. Я вызывал тебе доктора… он поставил капельницу, выписал лекарства. А еще прописал постельный режим.
– Понятия не имею, о чем ты, – говорю я и откидываю одеяло, спускаю ноги на пол. Понимаю, что я в трусах и его футболке.
– Ты можешь хоть раз послушать то, что тебе говорят? – огрызается Том и делает несколько шагов ко мне. Наклоняется к лицу.
– Я просто хочу помыться.
– Сейчас есть вещи поважнее. Ты должна отдохнуть.
Я смотрю в его лицо. Какой же он все-таки красивый. И эти зеленые глаза… с коричневыми крапинками где-то на дне…
– Ложись обратно, ладно? – говорит он и кладет руку мне на плечо.
– Нет, мне надо помыться, – продолжаю твердить я.
Том нервно сжимает челюсти и отворачивается. А потом снова смотрит на меня и спрашивает:
– Ответь честно, ты просто стоишь на своем или правда так сильно хочешь в душ?
– Правда.
Он вздыхает, но говорит:
– Тогда ладно. – И помогает мне дойти до ванной. – Я приоткрою дверь, если что, зови.
Том выходит, оставляя меня одну. Я еле держусь на ногах. Скидываю с себя одежду и набираю воду в ванну. Взгляд падает на ноги. На коленях и голенях яркие фиолетовые синяки. На боку синяя полоса от маминого ремня. На сгибе локтя повязка, сквозь которую виден след крови. Совершенно не помню, как она тут появилась.
Когда забираюсь в ванну, я не только вижу свои синяки, но и «чувствую» их. От горячей воды все тело пронзает боль. Я сжимаю челюсти и обнимаю колени. Чувствую себя мертвой. Удивительно, но, оказывается, смерть можно чувствовать. Я вспоминаю мать, ее лицо и ее ненависть ко мне. А еще то, что вся моя жизнь – это борьба с этой ненавистью. Я никогда не проигрывала. Но сейчас, кажется, готова сдаться.
Интересно, все ли мои поступки вызваны нелюбовью ко мне окружающих? Наверное, да. Тяжело стать нормальным человеком, когда тебя никто никогда не любил.
Я зажмуриваюсь, пытаясь справиться с эмоциями. Сжимаю колени пальцами. Я никогда не хотела жить, но и целенаправленно умереть не пыталась. Все, что я делала, – разрушала себя, пытаясь заглушить невыносимую боль. И я всегда это понимала, но ничего не пробовала изменить.
– То-о-ом! – зову я так громко, как только могу.
– Что? – отвечает он из комнаты.
– Зайди через пять минут, – говорю и после опрокидываю полбанки геля для душа в воду, чтобы появилась пена.
Смотрю на то, как вода пенится. Мне до боли хочется, чтобы меня кто-то любил. Все то хорошее, что я чувствую, – это Том. Окей, я люблю его. А он?
– Могу зайти?
– Да, – отвечаю я и сгребаю руками пену поближе к себе. Он медленно проходит к ванне и опускается передо мной на корточки.
– У тебя все хорошо? – вдруг спрашиваю я.
На его лице появляются улыбка и непонимание.
– Все как обычно… Что за странный вопрос?
Я кладу руки на бортик ванной, а сверху голову. Смотрю на него. В животе приятно тянет. Сердце сильно стучит.
– Не знаю, – говорю, – просто захотелось узнать, что у тебя все хорошо. Ты же меня спрашиваешь.
– Со мной все в порядке, малышка…
