Нина Соломон - Незамужняя жена
Когда Грейс повернулась, чтобы идти, перед ней снова мелькнуло лицо молодого человека, и она никак не могла отделаться от чувства, что где-то уже видела его. Только позже, по пути домой, под щипки мороза, задумавшись об оттаивающем аквариуме, она вспомнила: это был молодой человек из книжной лавки.
Той ночью Грейс приснилось, что они с Лэзом лежат в гамаке, сплетя ноги. Лэз шептал: «Детка, детка, детка», — пока гамак не стал провисать и рваться под их весом. Ромбовидные дыры становились все шире, гамак уже не мог удержать их. Во сне Хлоя штопала дыры разноцветной пряжей, сматывая ее с огромной катушки. Грейс проснулась в холодном поту, ее футболка промокла насквозь, и решение дилеммы, связанной с днем рождения, внезапно пришло само собой — она поедет навестить Хлою в Чикаго.
13
Репейница
По традиции еженедельная игра в скрэббл по воскресеньям после Дня Благодарения проходила у Шугарменов. Необычным было разве лишь то, что готовкой занимался Берт, решивший попотчевать гостей хибачи. Он не жалел стараний, чтобы вечер получился зрелищным. И даже приобрел традиционную японскую угольную жаровню. Еще раньше, днем, Франсин специально позвонила Грейс сказать, чтобы та выбрала какую-нибудь не стесняющую свободы движений одежду, пригодную для сидения на полу. Грейс была рада сделать такое одолжение, поскольку после недавней пятираундовой пьянки любая одежда свободного покроя давала ей желанную возможность расслабиться.
Грейс приняла душ, вытерлась и оглядела свое лицо в зеркале ванной. Вид у нее был бледный. Когда она накладывала грим, прежде чем отправиться к Шугарменам, ей казалось, что ее рукой водит рука ее матери.
Грейс приехала в мансарду Берта и Франсин в самый разгар стряпни. Она купила букетик из белых маргариток и осота, которые нравились Франсин. Подарок вызвал неизбежное десятиминутное смятение: все вазы в доме подверглись оценке, и посыпались сетования в адрес Берта, который десять лет назад смахнул со стола редкий фарфоровый сосуд, просто идеально подошедший бы к букету Грейс. Было решено, что стебли слишком длинные и их следует подрезать, чтобы цветы лучше смотрелись в орефорской вазе.
Берт облачился в белый фартук, закрывавший верхнюю часть груди, и поварской колпак. Он точил ножи на оселке в кухне, пока Франсин молча кружила рядом, прищелкивая языком. Жаровню для хибачи установили на низком квадратном кофейном столике в комнате, обставленной в стиле острова Бали. Комната служила символическим уголком, предназначенным утолить извечное страстное желание Берта жить в Индонезии. Миниатюрная копия, снятая прямо со страниц журнала «Мир путешествий»: низкие скамеечки, расшитые подушки с крохотными зеркалами, бисерные занавески и пальмы в кадках. В ранний период ухаживаний за Грейс Лэз подарил Берту редкую археологическую находку, привезенную из путешествия по Борнео. Теперь она красовалась на пьедестале у окна. Эта символическая вещица заодно с родственной влюбленностью в этимологию навсегда отвоевала для Лэза место в сердце Берта. В летние месяцы комната Бали с окнами от пола до потолка по всему периметру напоминала оранжерею, но в солнечные зимние дни обычно выглядела очень симпатично. Однако сегодня комната казалась беспросветно темной.
Отец Грейс, сидя на полу в шерстяном кардигане Берта, вслух читал руководство к пользованию жаровней хибачи.
— Здесь говорится, — начал он, водрузив на нос очки для чтения, к дужке которых до сих пор был прилеплен аптечный ценник, — что огонь в жаровне следует развести за двадцать минут до начала приготовления пищи. И никогда не использовать ее в закрытых помещениях.
— У меня все под контролем, Милт, — сказал Берт, отмахиваясь от него и продолжая разжигать жаровню кухонной зажигалкой. Краешком глаза Грейс заметила вспышку, а повернувшись — взметнувшееся чуть не до самого потолка пламя. Берт быстро накрыл жаровню, внимательно оглядываясь — не заметила ли Франсин пиротехнического действа. Уверившись, что та ничего не видела, он увеличил пламя. — Так лучше греет, — объяснил он и сосредоточился на подготовке грибов, с величайшей точностью нарезая их ломтиками толщиной в одну восьмую дюйма. — Лэз еще долго будет жалеть, что пропустил такое.
Когда все уселись, Берт, блюдя ритуал, отвесил церемониальный поклон. Франсин разлила соус с низким содержанием соды по треугольным тарелочкам и раздала палочки и васаби. Берт открыл жаровню и смазал поверхность блюда маслом. Креветки, лук и грибы зашипели, когда Берт высоко подбросил их лопаточкой, что вызвало бурные аплодисменты, спровоцированные Милтоном. При запахе креветок в желудке у Грейс что-то перевернулось. Берт добавил мясо и эффектным движением подбросил лопаточку. Белая пластмассовая лопатка несколько раз перевернулась в воздухе, как палочки в руках ударника-виртуоза. Все наблюдали за тем, как, минуя протянутую руку Берта, она приземлилась на жаровню, заставив спекшиеся грибы разлететься в разные стороны. Мать Грейс судорожно глотнула воздух. Франсин чуть не подавилась маринованной морковкой. Берт среагировал мгновенно, обрызгав жаровню тем, что, по его мнению, было соевым соусом, но оказалось шерри. Вспыхнуло пламя, и гости кинулись прочь, спасаясь от опаляющего жара.
— Моя лучшая лопатка, — проворчала Франсин, встав с пола. Она разгладила юбку и вышла из комнаты.
Однако спокойствие и собранность быстро вернулись к Франсин; она принесла огнетушитель и облила жаровню чем-то напоминавшим взбитые сливки.
— Никаких проблем, — заверила всех Франсин. — Цыплята по-киевски ровно через три с половиной минуты.
После ужина разложили доску для скрэббла. Они сыграли несколько кругов, прихлебывая дымящийся зеленый чай и закусывая его мягкими орехами. Берт планировал подать ананасное фламбе[3], но все настояли на том, чтобы съесть ананас сырым. Грейс отказалась из-за бренди.
— Сначала вегетарианка, а теперь еще и трезвенница? — спросил Берт.
— Чей ход? — прервала его мать Грейс.
— Кажется, Полетт, — ответила Франсин.
— Нет, ход Грейс, — поправил ее Берт.
— На самом деле моя очередь, — неожиданно твердым голосом произнес отец Грейс, приставляя свое «л» к буквам на доске, так что у него получилось «вол».
— Рискованно играешь, Милтон. Что, не нашлось ничего получше? Лэз никогда не оставил бы такой вариант незакрытым.
— Я планирую наперед, дорогой, — ответил отец Грейс, беря еще одну фишку. — Немного стратегии.
Грейс попыталась сосредоточиться на игре. Буквы выглядели немного смазанными, как будто фишки лежали под водой. В голове у нее мелькнула мысль о том, что, может быть, это не беременность, а опухоль мозга, и так выходило даже более складно. Лэз, несомненно, оказался бы здесь, узнай он, что у нее рак, но из-за ребенка — маловероятно. Еще прежде чем они поженились, он был твердо настроен против всяких детей. Они отнимают слишком много времени, сказал он, и у него не хватит терпения. Его решение показалось Грейс чересчур умозрительным, и она подумала, что, может быть, это неприятие в конце концов смягчится.
