Нина Соломон - Незамужняя жена
На конверте рукой Хлои было написано: «К твоей коллекции „новой волны“. И никогда больше не будь притворой». Грейс с Хлоей спали в одной комнате осенью первого студенческого года, пока соседка Хлои училась по обмену во Франции. Грейс прожила в кампусе всего один семестр — давнее-давнее воспоминание. В тот семестр они с Хлоей, одевавшиеся из секонд-хенда, каждый вечер зубрили до одиннадцати, а потом читали, ходили на вечеринки или слушали музыку в темных подвальных клубах. На старшем курсе Грейс перевелась с классического факультета на искусствоведческий и с тех пор проводила большую часть времени в скульпторской мастерской.
Когда Грейс вернулась в родительский дом в конце семестра, мать, бросив взгляд на ее руки, сухие и потрескавшиеся от работы с глиной, только и сказала: «Марш переодеваться! Немедленно идем к маникюрше». Руки Грейс опустили в ванночку с растопленным воском. Когда воск затвердел, его счистили, и кожа, с которой сошел верхний слой, снова стала гладкой и мягкой.
«Выходите замуж?» — спросила сидевшая рядом женщина, пока ногти Грейс сохли. Грейс не знала, что ответить. Тогда у нее даже приятеля не было. «Да, выходит, — ответила за нее мать. — Вот только не знаем когда».
* * *Крышка проигрывателя запылилась, и пальцы Грейс оставляли длинные следы на дымчато-серой пластмассе. У нее было отчетливое чувство, что за ней наблюдают, хотя она знала, что совершенно одна. Она поставила пластинку, включила проигрыватель, закрыла крышку и пошла на кухню.
Пачка счетов растянулась, как мехи аккордеона, и поверхность стола перед Грейс была усыпана веером бумажек. Пожалуй, это был первый раз, что она занималась счетами. Когда она жила одна, отец установил электронную систему оплаты всех ее счетов. Ей даже не приходилось заглядывать в чековую книжку. Она была ночным кошмаром бухгалтера. Дело даже не в том, что она ничего не записывала — учет велся всему, — просто она не знала, где они, эти записи.
Грейс зашуршала конвертами. Потом вспомнила о счете, лежавшем под номером «Нью-Йорк мэгэзин», и побежала за ним. Она получала письма со штемпелем «Срочно» или «Просрочено» и раньше, но обычно это были письма от ее конгрессмена или что-нибудь связанное с кредитными карточками. Однажды она случайно порвала конверт, решив, что это опять какой-нибудь бумажный хлам, хотя в конверте — то-то велико было ее удивление — лежали два билета на шестую игру из «Всемирной серии». И сейчас Грейс была так же потрясена, обнаружив, что просроченное письмо содержало извещение о выселении в случае, если квартплата не будет внесена в течение двух дней.
Сначала она решила, что это как-то связано с закладными по их кооперативу, но, читая дальше, поняла, что речь идет о неуплате за старую квартиру Лэза. Письмо было датировано кануном Дня Благодарения. Грейс выписала чек и решила, что лучше передать его из рук в руки и как можно скорее. Она никогда не могла до конца понять, почему Лэз так держится за свою старую квартиру. Сама она отказалась бы от любой части своего прошлого, попроси он ее об этом.
Тут ей вспомнился ключ, замороженный в аквариуме. Она постаралась сосредоточиться на других счетах, но цифры мелькали у нее в голове, как кружочки конфетти. Наконец она встала и подошла к холодильнику.
Облако холодного пара из распахнутой морозильной камеры затуманило ей зрение. Она нашла аквариум за рядами контейнеров с фрикадельками и коробкой замороженных блинчиков, два года пролежавшей здесь со дня шестидесятилетия отца. Грейс достала аквариум, держа его двумя руками и вглядываясь в ледяную глубину, как если бы это был стеклянный шар. Она знала, что сказал бы Лэз, войди он и застань эту сцену: «Зачем вечно все портить?»
У льда — без единой трещины — был голубоватый оттенок. Грейс подумала об озере, на берегу которого стоял дом Кейна. Каждую зиму озеро покрывалось темным слоем льда, угрожающего и неизмеримо глубокого; летом же вода была такой прозрачной, что дно можно было разглядывать как сквозь увеличительное стекло. Она вспомнила, как однажды они с Лэзом улизнули из дома, чтобы искупаться голышом, пока Кейн готовит завтрак. Когда, сидя у Лэза на закорках, она рассекала озерные воды, ей казалось, что ее тело легко и плавно скользит не по воде, а по воздуху. Зимой Грейс всегда представлялось невероятным, что в озере та же самая вода, так влекшая к себе всего несколько месяцев назад.
Вмороженный ключ слабо поблескивал внутри ледяной сферы. Аквариум вмещал примерно галлон воды. Грейс вспомнила, как продавец в зоомагазине объяснял, сколько воды должно приходиться на одну рыбку, не меньше одного кубического дюйма на каждую. Он забыл упомянуть о подобных ограничениях для ключей и прочих неразрешенных супружеских проблем.
Лед будет растапливаться несколько дней — прикинула Грейс. Она решила было поставить аквариум в микроволновку, но тут же вспомнила о предостережении Франсин насчет искр от металла. Если же погрузить его в ванну с горячей водой, стекло может треснуть. Она поставила аквариум в буфет, отодвинув его как можно дальше от возможного источника тепла в виде флюоресцентной лампы, и вытерла руки кухонным полотенцем. Будь у нее термостат, она, наверное, снизила бы напряжение в сети. Грейс не была уверена даже в том, готова ли она воспользоваться ключом на этот раз. Если лед растает к понедельнику… Время рассудит, решила она, довольная тем, что теперь решение от нее не зависит.
Остаток дня Грейс провела, координируя «приходы» и «уходы» Лэза во избежание конфликтов, подобных тому, какой возник накануне с Кейном. Она распланировала жизнь Лэза, своей розовой шариковой ручкой заполнив его ежедневник на месяц вперед, в мельчайших деталях, вплоть до таких житейских подробностей, как поход к зубному врачу, в лавку за спиртным или в русские бани на Десятой улице.
Она просмотрела последнее электронное письмо отца с самыми свежими новостями, касавшимися долгосрочного прогноза погоды и внутрисемейных событий. Ей пришлось проверить дату, на которую Кейн с Лэзом каждый год намечали подледный лов на озере, но на этот раз она записала в ежедневник: «острый приступ брюшного гриппа», и поспешила составить перечень других готовых предлогов, которые могла бы знать как свои пять пальцев.
По большей части посторонние сами снабжали ее алиби: «Лэз, как всегда, работает? Опять уехал? С какой-то гуманитарной миссией?» Она отметила дни, когда «его не будет в городе», так, чтобы они совпадали с семейными событиями вроде ежегодной трапезы, которую родители Грейс устраивали на Хануку, или занудного позднего завтрака у Шугарменов под Новый год. Паста в ее розовой ручке подходила к концу; Грейс встряхнула ручку и с силой провела пером по бумаге, но стержень был сухой. Пришлось переключиться на синюю ручку и почтовую бумагу с водяными знаками, что не доставило ей особого удовольствия, но сложность ее миссии и обилие организационных задач требовали более серьезных орудий труда.
